О проблемах современной  журналистики мы поговорили  с профессором кафедры филологии и журналистики Приамурского государственного университета им. Шолом-Алейхема Павлом Толстогузовым

– Павел Николаевич, что такое журналистика и существует ли она в современной России?

– Это два вопроса, да? Хорошо. Журналистика в классическом смысле слова – это оперативная доставка новостей и сопутствующая им попытка осмысления. При этом подразумевается воздержание от вранья и кривых толков. И новости, и их осмысление нужны человеку, чтобы правильно ориентироваться в смысловом пространстве, в котором по-настоящему мы и живем. Не между работой и домом, как нам кажется, а посреди смыслов.

В современной России, как я вижу ситуацию, внешне журналистика существует, но на самом деле она, по большей части, является имитацией этой деятельности (впрочем, как и многие другие стороны нашей государственно-общественной реальности). Новостная повестка и ее аналитическое отражение открыто формируются в угоду политическим и финансовым интересам СМИ и их патронов (которых российские представители от СМИ ласково называют «партнерами» и для которых они системно готовы на любой информационный подлог). Фактически российская журналистика зачастую исполняет роль банальной клиентелы, подтверждая тем самым грустные анекдоты об этой профессии. Наша региональная журналистика только подтверждает это наблюдение. На моей недавней памяти есть случаи, когда местные так называемые «журналисты» пугливо отказывались от общественно значимой информации только потому, что она могла не понравиться их предполагаемым коммерческим партнерам. Ошибка думать, что люди ждут от журналистов развлечения новостями. Они ждут, что их пригласят к активному размышлению и к общественному действию.

– Чем журналистика наших дней отличается, например, от журналистики девяностых или нулевых годов?

– Об основных проблемах российской журналистики я уже сказал. Сервильность, угодничество – вот главная проблема. Это качество только набирало силу на протяжении упомянутых вами исторических периодов. Все, дальше уже некуда. Дно пробито на манер дуршлага. Если в девяностых годах количество относительно независимых изданий можно было считать десятками и даже сотнями, то сейчас это единицы. Как на федеральном, так и на региональном уровнях. В наших палестинах деградация СМИ хорошо наблюдается на примере, казалось бы, популярных, относительно недавно пришедших в область и внешне рейтинговых сетевых ресурсов. Поначалу содержанием таких ресурсов является довольно отвязная критика тех или иных организаций и влиятельных людей, которая на общем новостном и публицистическом безрыбье может выглядеть для читателя как некая занятная «веселуха», но по прошествии времени обнаруживается, что это всего лишь предпродажная подготовка СМИ к информационному обслуживанию будущего коммерческого партнера: мол, вот мы какими опасными можем быть, поэтому давайте лучше дружить… за деньги. Такая простая и эффективная медийная экономика. Но, конечно, ни разу не журналистика. При этом ты можешь сколько угодно присваивать себе разные торжественные титулы вроде «лидера медиасообщества» – суть нежурналистики, которую ты практикуешь, от этого не изменится. Сами региональные журналисты, оказавшись однажды втянутыми во все это, определяют такую, с позволения сказать, журналистику как «помойку и клоунаду».

– С чем связано падение тиражей печатных СМИ? Что на это влияет?

– На это влияет экономика современных медиа и постоянно расширяющая свою сферу сетевая культура. Сетевые способы доставки информации, во-первых, доступнее и, во-вторых, дешевле. Кроме того, их потребитель постоянно увеличивается в количестве. Когда последний раз вы видели человека с газетой в руках в общественном месте? А со смартфоном? То-то же. Еще одна причина: социальные сети и блогосфера при всей их хаотичности и хамстве сейчас в конечном счете гораздо честнее и объективнее конвенциональных (зарегистрированных) СМИ. И интереснее. Даже тогда, когда они работают в режиме «пусть говорят». Не случайно принципиальные новостные поводы все чаще приходят именно из социальной сети (одна из фейсбучных записей, касающихся этой темы, звучит так: «Я могу себе позволить говорить то, что я думаю, а не то, за что мне платят»). А у официальных СМИ столько фильтров на входе и выходе, что новостная струйка подчас получается совсем слабой и невыразительной. И цвет у нее какой-то подозрительный… Ну и кому они нужны, эти СМИ? При этом следует учитывать, что есть СМИ-мемориалы, сохраняющие свою актуальность и в наши дни. Вроде «Биробиджанер штерн», кстати. С ними связаны эпохи исторической жизни страны и регионов. Они достойны существования, но при одном условии: что они все же будут журналистикой, а не «чего изволите». Эти мемориалы, без сомнения, мне скажут: так мы же зависим от местного бюджета, как же мы сможем изменить напор и цвет новостной струи? Ответ: воспитывайте своих патронов (учредителей, партнеров и тому подобное) так, чтобы они были заинтересованы в честной журналистике. Вы же смысловики, а значит педагоги. Нет другого ответа на этот вопрос. Или ты журналист, или погулять вышел.

– Как вы считаете, нужна ли вообще журналистика российскому читателю сейчас?

– Ответ однозначен: нужна, и еще как нужна. Именно сегодня, именно современному российскому читателю с его постоянно растущей озабоченностью: как жить, как выжить и куда мы, так сказать, все вместе идем. Вопрос – какая журналистика ему нужна. Та, которая есть, на 95 процентов не нужна. Может быть, и на 97 процентов не нужна. Ни в эфире, ни на бумаге, ни на мониторе. Она только сбивает с толку. Телевизор – вообще бред. Я его включил 31 декабря перед курантами – по привычке. Надо же подо что-то поднять бокал. Только поэтому. Прошу не обижаться на такое мнение моих знакомых журналистов. Друзья, вы ведь лучше меня понимаете, о чем я сейчас… А в сегодняшней России просто голод на журналистику. Не на ту, которая в основном про приятные во всех отношениях медиафорумы, а на другую, настоящую. Которую сегодня впору днем с огнем искать.

– Уйдет ли журналистика в Интернет?

– Печатная, наверное, да, уйдет. То есть пресса. К моему сожалению (я родом из доинтернетовской эпохи и человек устойчивой читательской привычки). Когда уйдет ее уже пожилой читатель, она просто сократится до презентационных номеров (подарочных, выставочных и тому подобное). Остальная ее часть уйдет в сетевые клоны и расширенные версии, которые постепенно вытеснят привычный «твердый» тираж. Эфирная журналистика еще помучается на этом свете примерно лет сто, а потом все равно уйдет в подкасты. Если, конечно, не случится то самое роковое событие, которое всех нас вернет к петроглифам, то есть к письму на камне. Не хотелось бы, конечно.

– Ваш прогноз на будущее журналистики в России?

– Я оптимист. И в качестве такового полагаю, что журналистика в России еще отпразднует праздник своего возвращения к профессии, к ее подлинным основам. Ведь наша культура логоцентрична, то есть постоянно вдумчиво сосредоточена на словесном воплощении и перевоплощении бытия. Без этого была бы невозможна наша литература, равной которой, если не страдать насморком ложной скромности, в мире европейской цивилизации просто нет. Журналистика – это производное такой культуры. Ну и потом: недавно было Рождество. Черти, как известно, шалят накануне светлых праздников. Будем исходить в наших надеждах в том числе и из этого.

Евгений Долгушин

Источник: ИД Биробиджан