- Валерий Александрович, чем обусловлен выбор СКФО при обсуждении обеспечения перечня поручений Президента России в части защиты прав журналистов?
- Да не был он выбран. Все восемь федеральных округов выполняют поручение президента, которое появилось по результатам встречи с Советом по развитию гражданского общества и правам человека, прошедшей 10 декабря. На ней высказывались соображения, нарекания, вопросы о задержаниях журналистов на массовых мероприятиях. Как считают коллеги, необоснованных задержаниях. Есть нарекания к тому, что не всегда предоставляется информация чиновниками – в самых разных регионах страны. Есть информация о препятствовании работе журналистов. Причём препятствуют их работе даже не госструктуры, а частные компании.
Президент дал поручение своим полпредам во всех федеральных округах, и мне тоже, провести соответствующие мероприятия и дать предложения. Была Москва, Екатеринбург, сейчас Пятигорск – и далее по списку. В мае мы надеемся подготовить доклад президенту по результатам этих встреч, в которых принимают участие и журналисты, и общественность, и силовики, и руководство округов.
- Таким образом, Северо-Кавказский федеральный округ никоим образом не выделяется среди других территорий страны в плане защиты прав журналистов?
- Никак не выделяется. График составлен исключительно с учётом работы полпредств. Здесь нет ни «первых», ни «вторых», ни каких-то других.
- Расскажите, пожалуйста, об основных вопросах и темах, которые планируется обсудить на совещаниях. Есть ли какие-то особенные моменты, которым будет уделено особое внимание?
- Акцент делается на массовых мероприятиях. Если ещё точнее – на несогласованных массовых мероприятиях. И Северного Кавказа это касается в меньшей степени. Больше всего - Москвы, Санкт-Петербурга, нескольких других крупных городов, где подобные мероприятия были в августе 2019 года и в только что прошедшем январе.
Не то чтобы есть какие-то драматические обстоятельства взаимодействия журналистов и Росгвардии, полиции, вообще силовых органов, но шероховатости имеются. Например, задержания журналистов. Кстати, со стороны журналистского сообщества также есть нарушения. И я не уверен, что в ближайшие месяцы, до выборов в Государственную Думу, будет тишь и гладь. Многие из них полагают, поскольку есть 31-я статья Конституции, и граждане имеют право на мирные шествия, то никакие другие правила, законы и инструкции не имеют права ограничивать действие 31-й статьи. Лично я так не считаю. Моё мнение: если митинг или другое массовое мероприятие не согласованы – проводить их нельзя. В конце концов, это редкость, когда по стране такого рода мероприятия не согласовываются властями.
Коллеги по Совету считают, что, несмотря на эту редкость, всё равно нужно двигаться дальше и как можно реже не согласовывать мероприятия. В этом отношении я разделяю их мнение. На согласованном мероприятии всё проходит более-менее спокойно, на несогласованном силовики вынуждены действовать по своим инструкциям. Только на них и бывает проявление агрессии, происходят столкновения между активистами и силовиками. А столкновения всегда влекут за собой и общественный резонанс, и травмы. Хотя 23 и 31 января травм было совсем немного. Один человек в Красноярске упал со второго этажа, с какого-то козырька, ногу сломал. Но полиция здесь фактически была ни при чём.
Тем не менее, риски здесь есть. Этих рисков надо избегать. И травм, и общественного резонанса, и общественного «бурления». Оно ни к чему. Действительно есть 31-я статья, люди должны иметь возможность высказывать свою точку зрения.
Что касается журналистов. Здесь тоже есть нарекания со стороны силовиков. Они говорят – а что за журналисты тут приходят на митинги? Они полагают, что некоторые журналисты не совсем журналисты - не те, кто призван объективно освещать события. Например, несколько дней назад коллеги зашли в интернет и купили там за три тысячи рублей профессиональное удостоверение некого зарегистрированного СМИ. Я покажу его коллегам на заседании. Красивая корочка, с печатями. Является ли человек, купивший такое удостоверение, журналистом? Нет. Это обман, это дискредитирует профессию. А она очень непростая. Я уже говорил в Екатеринбурге, и здесь скажу: журналист – профессия рискованная. Журналисты гибнут в горячих точках так же, как и силовики. И к настоящим журналистам должно быть реальное уважение.
- Каким же должен быть критерий «настоящего журналиста»?
- Коллеги это обсуждают, в том числе в Союзе журналистов России. Возможно, требуется создать реестр тех представителей профессии, которые действительно ими являются. Кто будет определять? Ну, например, Союз журналистов, само профессиональное сообщество. Но тогда другие возражают – что же мы, мол, тогда составим список из «правильных» и «неправильных»? Есть ещё одно решение. Например, на массовых мероприятиях организовать что-то вроде аккредитации. Тогда будет понятно: скажем, «Комсомольская правда» или «Эхо Москвы», издания с разными политическими позициями, но профессиональные - добро пожаловать, а «левый» журналист, купивший удостоверение в интернете – извините.
Как их различать? Тут возникает вопрос. Роскомнадзор предложил и уже утвердил некий опознавательный знак. Это фактически лист бумаги с соответствующими данными. Но, говорят, такой лист бумаги можно распечатать на принтере. Давайте сделаем QR-коды, которые будут отсылать к этому, условно говоря, реестру аккредитованных журналистов. Эти меры сейчас обсуждаются. Нужно сделать так, чтобы было меньше «жуликоватых журналистов», чтобы эти процедуры повысили доверие между силовиками и профессиональным медиа-сообществом.
- Актуальный вопрос: сотрудник СМИ небольшого тиража и блогер с миллионами подписчиков – равнозначные субъекты журналистики?
- Нет. Блогеры – не журналисты. Журналисты действуют в соответствии с Законом о СМИ. Это один из лучших законов в России, он создан моим предшественником на этом посту, Михаилом Александровичем Федотовым. Один из самых старых законов, хороший закон. В него вносились коррективы, но принципиально не менялся с момента принятия.
Сотрудники СМИ, согласно Закону, имеют больше прав, чем обычные граждане. Но, с другой стороны, у них есть и обязанности. Они отвечают перед Законом. Например, ложные сведения, которые СМИ должны опровергать. Или клевета, за которую издания отвечают в судебном порядке. Штрафы за публикацию сведений, которые повлекли ущерб.
- То есть, они находятся в правовом поле.
- Совершенно верно! И СМИ обязаны соблюдать эти правила. Блогеры же не должны соблюдать ничего – у них есть только права и никаких обязанностей. Хотя вы правильно говорите – у некоторых блогеров аудитория уже больше, чем у ведущих СМИ России.
Здесь пока нет решения. Но, считаю, нужно постепенно двигать блогеров в правовое поле. Не то чтобы мгновенно распространить требования Закона о СМИ на всех блогеров, ведь не совсем понятно – какие блогеры, сколько у них должно быть подписчиков.
Я взаимодействую сейчас с некими организаторами блогерского пространства, и у меня тоже будут свои предложения. Через некоторое время о них расскажу. Но всё-таки решение, мне кажется, вот в этом. И здесь нет, как некоторые говорят, никакого ущемления, наступления на права.
Совсем банальный пример: запрет на ругательства в интернете. Но ведь интернет – публичное пространство? Не принято же ругаться в офлайн-пространстве, в общественных местах? А почему тогда в интернете можно? Туда заходят миллионы людей, в том числе дети. Неправильно это.
Это не наступление на свободу слова, а приведение к нормальным правилам существования новой сферы. Раньше её не было, не было интернет-пространства. Разве там есть цензура у блогеров? Разве там кто-то что-то запрещает писать? Ну вот, материться запрещают. Но, в конце концов, русский язык настолько богат, что обойтись, наверное, можно и без мата.
Нормализация этого пространства – процесс, который будет разворачиваться на протяжении ближайших лет.
- Вы предвосхитили следующий вопрос о взаимодействии защиты прав человека и защиты общества в целом. Допустима ли «полезная цензура» и «вредная свобода»? В кавычках, разумеется.
- Цензура запрещена Конституцией, мы можем только гипотетически об этом рассуждать. А вот «вредная свобода», конечно, возможна. Все революции происходят в ходе реализации прав на свободу. У нас в 1917 году революция произошла, в 1991-м страна развалилась…
Ни в коем случае не хочу, чтобы кто-то подумал, что я против свободы. Нет. Но общество должно быть чрезвычайно ответственным. Чтобы, не дай Бог, не повторилось то, что произошло в 1991 году.
Что касается цензуры, здесь нужно очень аккуратно. Вот, скажем, Марина Ахмедова, журналист и коллега, на встрече с президентом, 10 декабря, высказывалась относительно качества некоторых ток-шоу на федеральных российских каналах. Многие считают, что их качество отвратительное. Марина об этом сказала, и президент с ней согласился. А как дальше действовать? Вводить цензуру, запрещать эти ток-шоу? Это вопрос культуры, это не проблема цензуры. Например, так называемый «скопинский маньяк» - некоторые журналисты прямо «набросились» на него, чтобы взять интервью.
- Ксения Собчак взяла.
- По-моему, это перебор. Он же маньяк, он вызывает отвращение. Вот, кстати, по поводу цензуры. В законе предусмотрен запрет брать интервью у террористов. И правильно. Конечно, скопинский маньяк – не террорист. Но должны же быть какие-то внутренние моральные ограничения? Ну нельзя фактически рекламировать этого негодяя!
Ещё раз говорю: это не цензура. Это вопрос культуры, культурного пространства. Именно поэтому президент не дал тогда Марине определённого ответа. Надо искать эти решения, но они не законодательные. Это решения некой самоорганизации общества, его ответственности.
- Права журналистов, работающих в российских СМИ, и изданиях, причисленных к иностранным агентам, - они равные?
- Равные, конечно. Закон об иноагентах не предполагает никакой дискриминации. Это только информирование о том, что иноагент занимается политикой, во-первых. А во-вторых, он получает деньги или какую-то материальную поддержку из-за рубежа. Никаких ограничений в деятельности нет. Другое дело, что признанные иноагентами возмущаются, говорят о возникновении ограничений не со стороны государства, а со стороны общества. Как тут быть? Ответ несложный: либо не берите деньги за границей, либо не занимайтесь политикой. Сочетание того и другого, на мой взгляд, очень «скользкая» вещь. Поэтому законодатель и принял такое решение.
Ведь организации, которые принимают деньги из-за рубежа и занимаются экологией, культурой, помощью инвалидам, другими видами деятельности – они не признаются иноагентами. В законе прямо это написано.
- Развитие гражданского общества в России – как оно соотносится с растущими внешнеполитическими угрозами?
- Всегда найдутся в обществе, тем более в российском, те, кто остро реагирует на меры, связанные с давлением на страну. Я говорю «тем более в российском», потому что именно в России очень сильно влияние интеллигенции. Русская интеллигенция – и нынешняя, и советская, и до 17-го года – на мой взгляд, имеет некоторую склонность с излишним почтением относиться к Западу, в политическом отношении. У части интеллигенции есть привычка считать, что если по тому «коридору», который указывают наши партнёры на Западе, страна будет двигаться, тогда и благосостояние повысится, и отношения будут лучше.
- Это заблуждение?
- Несколько раз история нам демонстрировала, что это ошибочное мнение. И всё равно оно остаётся в нашем общественном поле доминирующим среди части представителей интеллигенции. Да, с ним надо считаться. Это не означает, что нужно его запрещать. Это всё российские граждане. И поскольку у нас свобода выражения мнений – каждый имеет право на эту свободу. Нельзя «закручивать гайки». Надо разговаривать, обсуждать. В Конституции про все свободы написано. Нельзя легко относиться к конституционным требованиям и легко от них отказываться. Ни в коем случае. Это та база, на которой держится вся правовая система страны. Источник: kavtoday.ru