Массовое развитие средств электронной связи обеспечило распространение в режиме реального времени идеологической пропаганды невиданных масштабов. Всем известно, что пропаганду давно использовали как инструмент войны: над составлением военных донесений Наполеона трудились так же тщательно, как и над выступлениями, в которых он взывал к свободе и равенству, склоняя на свою сторону общественное мнение.
Романтизация войны служила его политическим целям. Однако Наполеон не считал, что общественное мнение решит исход битвы при Ватерлоо, при Аустерлице или у деревни Бородино. В войнах XX века решающее значение приобрел боевой дух народа. Клаузевиц и Бонапарт не добивались подавления морального состояния армии и правящих элит противников, а в ходе современной войны боевой дух противника стараются сломить всеми силами. Одновременно моральный дух собственного народа необходимо поддерживать и укреплять. Однако в связи с глобализацией средств связи государство-нация лишилась инструментов полного контроля над боевым духом и моральным состоянием своего населения. Зарубежное вещание, например, является основным источником новостей 60% образованных китайцев, несмотря на усилия Китайской Народной Республики отслеживать содержание получаемой обществом информации. Доступ в интернет неизбежно увеличивает этот показатель.
Государства-нации, одержавшие победу в Долгой войне (так автор называет серию эпохальных войн: двух мировых, Большевистской революции, гражданских войн в Китае, Испании, Корейской, Вьетнамской войнами. По мнению Боббитта, Долгая война закончилась с холодной и сформировала современное государство-нацию и соответствующие принципы международных отношений — прим. ТАСС), пропагандировали главным образом демократию, равенство, личные свободы. Что касается демократии, по словам одного аналитика, такая реклама, возможно, была "чрезмерно" убедительной, поскольку в то время считаные единицы государств-наций могли стать примером той демократии, которую они пропагандировали. Широко известно, что западные демократические общества по большей части не верили во многие из конституционных основ парламентаризма. Например, большинство граждан Соединенных Штатов и Соединенного Королевства в действительности не верят в конкурентную политику ("Почему политики не могут закрыть глаза на межпартийные разногласия и исходить из блага страны?"); они не верят в защиту прав преступников ("Если он невиновен, почему он был задержан, и ему вынесли обвинительный приговор? Преступник не должен выходить на свободу по "техническим" причинам"); они не верят в адвокатскую состязательность ("Если мы могли бы рассматривать дела без адвокатов, мы бы быстрее разрешили спор. Адвокат хочет одного — чтобы вы услышали его версию произошедшего") и не могут заставить себя поверить в то, что соблюдающий этические нормы юрист будет защищать своего клиента, если считает, что тот виновен, или займет определенную позицию исключительно потому, что это отвечает интересам его клиента.
Среднестатистический американец уверен, что в государственных школах нужно разрешить молитвы, новостные репортеры должны раскрывать источники информации по требованию суда, а отказ давать показания равносилен признанию вины, что политики в Конгрессе (не все, но обязательно представители именно его избирательного округа) — профессиональные лжецы, а федеральные судьи должны назначаться пожизненно. И все эти взгляды граждан противоречат прописанным в конституции принципам функционирования государственной системы, которую свято чтят американцы.
Государство-нация не может обеспечить равенство, если под этим подразумевается одинаковое положение разных культурных сообществ. Границы государств мира не совпадают и не могут совпадать с границами множества различных сообществ, объединенных общей религией, языком или принадлежащих к одной этнической группе, поскольку сами сообщества часто перемешиваются, имеют сложную структуру, а территории их расселения редко линейны. Помимо этого, как ни странно, государство-нация является врагом самих "наций" или народностей, потому что, по крайней мере в самой распространенной его форме, оно должно соединить одну-единственную этническую группу с государством, которое тоже должно быть унитарным, с одним-единственным правителем.
Образцом для всего мира принято считать государство-нацию Бисмарка, а не Линкольна. Иными словами, мы неизбежно придем к мультикультурному государству, когда государство-нация утратит свою легитимность в качестве гаранта равенства. И оно должно утратить такого рода легитимность, если под равенством понимать равенство этнических групп. Это становится очевидным, если вспомнить о таких чудовищных, хоть и несомненно проводимых из лучших побуждений экспериментах, как, например, усыновление и переселение детей австралийских аборигенов, а также полезный, но печальный опыт предоставления преимущественных прав (affirmative action) в США. В обоих случаях доминирующая национальная группа устанавливала условия ассимиляции, на основании которых государство должно было обеспечить равенство, что заведомо лишало группу, нуждающуюся в помощи, статуса равного партнера.
Без гарантии преимущественных прав действительно может снизиться число представителей этнических групп в некоторых сферах деятельности и институтах; но при продолжении этой практики многие будут довольствоваться второстепенным статусом, усугубляющимся из-за враждебного отношения к ним тех, кто был вынужден уступить свое место. Как бы то ни было, устанавливаются стандарты, согласно которым требуется предоставить "преимущественные" права или отказать в них на основании несправедливого распределения.
Два противоположных и связанных между собой явления: угнетение меньшинств (доминирующей этнической группой, с которой отождествляется государство) и сопротивление ассимиляции (для преодоления угнетения) — наносят ущерб легитимности тех государств-наций, которые взяли на себя обязательство обеспечить всеобщее равенство. В результате в мультикультурных, полиэтнических государствах становится все сложнее достичь консенсуса по выполнению ключевых задач государства: поддержание общественного порядка и сохранение правовой системы с ее правилами поведения.
Наконец, методы массовой пропаганды угрожают всеобщим правам и свободам граждан. Простейший пример — огромная власть, сосредоточенная в руках современных электронных СМИ и печатной прессы. Именно рост влияния новостных СМИ в большей степени, чем любое другое обстоятельство, привел к делегитимации государства. Это произошло главным образом благодаря их способности разрушать представление об историческом развитии государства и о процессе его самоопределения, который совмещает стратегию с законом и формирует основу легитимности.
Процесс разрушения отчетливо виден на примере воспроизведения убийства Джона Кеннеди в фильме, где "показана" организация правительственного заговора с целью устранения президента. Признаки делегитимации можно увидеть и в вечерних выпусках новостей, когда телекомментаторы уверенно и спокойно сообщают о произошедших за день тревожных политических событиях как о без конца повторяющихся, однотипных явлениях. Сами репортеры становятся героями исторического сюжета, а политики и чиновники оказываются лишь статистами. Правительственные новости становятся рассказом о тех, кто вступил в конфликт со СМИ, и об уклоняющихся от уплаты налогов некомпетентных чиновниках, которых вывели на чистую воду проводившие расследование журналисты.
Вовсе не скучные пресс-релизы правительства, а пресса и электронные СМИ сегодня запускают двигатель массовой пропаганды, и следует учитывать, что не контролируемые государством издания действуют исходя из необходимости передать потребителей в руки рекламодателям. Неважно, принадлежит новостное агентство государству или частному лицу, — импульс ему придает конкуренция с другими информационными ресурсами. Какими бы ни были личные устремления репортеров и редакторов, идеология мультимедийной журналистики является идеологией потребительского общества, презентизма, конкуренции, гиперболизации (тех самых чувств, которые они пытаются пробудить в читателях и зрителях), а также скептицизма, зависти и презрения (так СМИ реагируют на чиновников правительства). Ни одно государство, легитимность которого опирается на традиции, которое требует от граждан самоотверженности, которое зависит от всеобщего уважения, не может успешно существовать в таких условиях в течение длительного времени. Оно должно либо измениться, чтобы стать менее уязвимым, либо прибегнуть к репрессиям.
Ряд государств-наций идут по второму пути. Либеральные демократии, чьи обещания обеспечения гражданских свобод обусловливают их существование, не могут себе этого позволить. Самое большее, на что они могут пойти, — манипулирование информацией и обман, но так они погубят доверие к истории, на которую сами в конечном итоге должны опираться. Это сфера деятельности "промывателей мозгов", специалистов в области политического PR, чья роль в правительстве становится все более значимой. Источник: tass.ru