Антон Красовский:
- И все-таки, вот что произошло с белорусским офисом «Комсомольской правды», который уже не существует.
Больше года назад «Комсомолку» в Белоруссии перестали печатать. А теперь заблокировали и сайт.
Владимир Сунгоркин:
- Я, на самом деле, когда меня об этом спрашивают, не знаю, что ответить. Потому что самый правильный и точный ответ: произошло что-то, что до сих пор не укладывается в моей голове. Я всегда лет так 30 последних точно себя позиционировал совершенно искренне, как большого друга белорусского народа и идеи Союзного государства, очень с симпатией относящегося в целом к линии, которую вел Лукашенко.
Красовский:
- Правда?
Сунгоркин:
- Да. Вы знаете, вот без снобизма… Он (Лукашенко, - ред.) сохранил свою экономику.
Красовский:
- Это мы сохранили его экономику.
Сунгоркин:
- Россия, вы имеете в виду? Ну, тут может быть большая дискуссия, для другого случая.
Красовский:
- С другой стороны, он благодаря нам сохранил.
Сунгоркин:
- Конечно… Но когда летом 2020-го начался выход огромных народных масс, избиения, синяки во всю ногу, «Комсомолка» это подавала как мощные исторические события.
Красовский:
- А вы были на чьей-то стороне? Или пытались сохранить нейтралитет? Вот вы где были в тот момент?
Сунгоркин:
- Я, вообще-то, был в отпуске в это время, на Дальнем Востоке.
Красовский:
- Вот, началось. Первый секретарь горкома: вообще, я был в отпуске.
Сунгоркин:
- Я честно был в отпуске. В Хабаровске, у нас было семь часов разницы. И я помню, меня разбудили в два часа ночи с криками: мать-перемать, что у тебя там творится? А это не у меня. Это белорусская «Комсомолка»… Но, тем не менее. Дальше, допустим, нам говорят: ребята, ну, вы обалдели. Вы тут разжигаете… Ну, хорошо. Мы все поняли: разжигать не будем. Ситуация нервная. Я звоню: слушай, давай поспокойнее, поосторожнее.
Красовский:
- В «Комсомольскую правду»?
Сунгоркин:
- Да. Редактору в Минске.
Как бы это было в России? Не раздувай, давай успокоимся и работаем дальше. А в Белоруссии, с диким для меня изумлением, тут же записали «Комсомольскую правду» во враги, в агенты Запада, в шпионов...
Короче, мы не успели оглянуться! Нас закрыли.
Красовский:
- Что значит «закрыли»? Как это происходит?
Сунгоркин:
- Это твердые указания не печатать. Хорошо, не печатайте, мы будем из России возить. После этого пришло указание там, в Минске, «Комсомолку» не продавать. Кто будет продавать, будут наказаны.
Нас запретили полностью!
В ЭТОТ ПРОКЛЯТЫЙ ВЕЧЕР ГЕНА ПРОСТО ОКАЗАЛСЯ ДЕЖУРНЫМ
Красовский:
- То, что произошло с Геннадием Можейко - это уже следствие всего произошедшего с «Комсомолкой»?
Сунгоркин:
- Конечно.
Красовский:
- Давайте: как это было? Газета уже закрыта, но сайт «Комсомольской правды» еще оставался, да?
Сунгоркин:
- Да, оставался сайт.
Красовский:
- И тут какой-то чувак убил какого-то кагэбэшника местного, да?
Сунгоркин:
- Боже упаси! Вы плохо знаете Белоруссию. Какой-то негодяй (я это без всякой иронии) застрелил сотрудника КГБ, который исполнял свой долг!
Красовский:
- А он зачем его застрелил? Революционер, что ли?
Сунгоркин:
- Нет, он был айтишником. Но там многие превратились в революционеров за этот год. У него, насколько я знаю, двойное было гражданство – Белоруссии и США. И он был такой, знаете, пассионарий. И когда к нему ломились кагэбэшники, чтобы провести обыск, он (это снято на пленку, причем, его женой, у меня это не укладывается в голове) встретил их с охотничьим ружьем. Когда они вскрыли дверь, он просто их встретил выстрелом.
Красовский:
- В первого попавшегося, да?
Сунгоркин:
- В первого попавшегося. И «Комсомольская правда», пытаясь понять, что это было…
Красовский:
- Берет интервью у одноклассницы этого айтишника. Которая говорит, что парень, вообще-то, был хороший. И я сама не знаю, что с ним произошло.
Сунгоркин:
- Вы пересказали уже всю заметку. Парень был хороший 12 лет назад, да. Но важная вещь: что с ним стало, я не понимаю. Точка.
Красовский:
- И дальше начинают происходить события.
Сунгоркин:
- Дальше потрясающее происходит. Эту заметку и написал Можейко. Время 21 час 59 минут (все по минутам записано!), он это выкладывает на сайт. В 22:07 хватается за голову минский редактор: что ты натворил!
Красовский:
- А он понимает…
Сунгоркин:
- Он все понимает. Что сейчас начнется. Сначала он убирает заголовок «Парень был хороший». А потом быстро вычеркивает и всю заметку. Прошло семь минут. Поздно, друг мой. Поздно.
Причем, я тоже редактор, если бы я это увидел, я бы, наверное, пропустил… Слушайте, я вот вспомнил: не какой-нибудь злодей мелкого розлива, а Гитлер в юности был художником. Пишут же: а в юности он картинки рисовал.
Но за это же не садят!
Красовский:
- Не так. Гитлер был талантливым художником.
Сунгоркин:
- Боже упаси! Просто картинки рисовал. Не мог он быть талантливым. Исчадие ада.
А на завтра буквально этот парень Можейко (я с ним не знаком, с Геной, никогда не разговаривал, не общался).
Красовский:
- Ну, да. Он – рядовой сотрудник.
Сунгоркин:
- Он вообще не по этой части. Знаете, чем он увлекался? Автомобильчиками, техникой, гаджетами – вот про это и писал. В данный проклятый вечер он просто оказался дежурным... На завтра он все понимает, что у них уже 200 человек там сидит за неуважение к этой истории. Где-то что-то перепостили. Он собирает манатки и уезжает в Москву, чтобы из Москвы улететь в Варшаву. И (вот здесь полный занавес опускается, полный туман) к нему кто-то в Москве подходит на регистрации в Шереметьево, говорит: друг мой, куда ты собрался? В Варшаву? Ты откуда? Из Минска? Вам надо вернуться в Минск.
Красовский:
- Владимир Николаевич, что значит «кто-то»!
Сунгоркин:
- Не знаю. Может, это дежурная по перрону, понимаете? С повязкой «Дружинник»...
Знаете, почему я ничего не знаю? Потому что с тех пор, а это было 30 сентября или уже 1 октября, с тех пор с ним никто не разговаривал... Я говорил с его мамой вчера: какие новости? Никаких. Встречались? Нет. Посылки передают, их возвращают.
Красовский:
- То есть, в сущности, вы не понимаете, жив он или нет?
Сунгоркин:
- Это вы сказали. Я вынужден быть осторожным, потому что это мой сотрудник сидит.
У него там желудок больной, но даже лекарства: часть забирают, часть возвращают. Он еще и курит, понимаете?
Табак не принимают.
Красовский:
- Хоть одна польза. Был же этот, который теперь всем раздает интервью. Из-за которого самолет посадили.
Сунгоркин:
- Протасевич!
Красовский:
- Да. Его же освободили!
Сунгоркин:
- Он, да, под домашним арестом. Дал правильные слова. Разоблачил тех и этих. Ну, Протасевич хотя бы занимался оппозиционной борьбой!
Красовский:
- Это правда.
Сунгоркин:
- Но Можейко сидит вообще ни за что! Честное слово! Хотя за этот месяц и десять дней... Кем он оттуда выйдет?
«ВОТ НЕЛЬЗЯ СИЛЬНО ВЫСОВЫВАТЬСЯ»
Красовский:
- Как вы можете объяснить это отношение к «Комсомолке», если и МИД России несколько раз заявлял. И Песков. Наше руководство говорит: вы что, совсем с ума сошли? «Комсомольская правда» - это наше флагманское издание. Что вы делаете? А им плевать. Вот как вы можете это объяснить?
Сунгоркин:
- У меня пошлое объяснение, но я хорошо знаю Белоруссию. Это была такая ревность со стороны идеологов, журналистов, редакторов. Мы занимали в Белоруссии лидирующие позиции… Вот нельзя сильно высовываться. Мне один банкир сказал: не сиди в первом ряду никогда, сиди во втором.
Красовский:
- Лучше в четвертом.
Сунгоркин:
- В третьем, ладно.
А мы уселись в первый ряд, развивались и гордились – у нас самая высокая аудитория. Это вызывало огромную ревность. Иностранная – российская - газета.
Красовский:
- Как вы думаете, что вообще произошло с Лукашенко за последний год? Он изменился?
Сунгоркин:
- Конечно, он сильно изменился за последний год. Я думаю, он очень умный человек, и он отлично понимает, что произошло. Ему надо искать выход из этой ситуации. Он его ищет.
А «Комсомолка» вообще никакой не враг Белоруссии.
Красовский:
- Мягко говоря.
Сунгоркин:
- Нету там штаба контрреволюции. Можейко не враг. Никто не враг. Мы все за Белоруссию.
«КРЕМЛЬ ОБЕСПОКОЕН!» НУ ЭТОГО МАЛО ЧТО ЛИ?!
Красовский:
- Вы с кем-то из начальства разговаривали на этот счет? Они вам чего говорят?
Сунгоркин:
- Они говорят: Вова, мы офигели! Я четко пересказываю. Мы не знаем, что делать.
Красовский:
- Да ладно.
Сунгоркин:
- А что делать? Лавров, это ж не секрет, ставил этот вопрос. Песков, я же не выдаю никакой тайны, на брифинге говорит очень важную фразу. Там каждая буква важна: Кремль обеспокоен. Ну, этого чего, мало? Хотя бы на домашний арест его перевести. Ну за что он сидит в этих сырых…
Красовский:
- А он гражданин Белоруссии?
Сунгоркин:
- Да. Я не знаком с этим парнем, но я тут же, когда все случилось, выдам тайну, в Москву вызвал всех, кто его знал. Говорю: так, садитесь. Что все-таки вы знаете? Ничего. А может он? Нет… Слушайте, он работает лет двенадцать в этой редакции.
Красовский:
- Это очень много. Всю жизнь.
Сунгоркин:
- Конечно! Выходил ли он на демонстрации? Выходил. Так вся Белоруссия выходила пассионарная. Выходил тогда, когда выходили все.
КОЛОССАЛЬНОЕ ТЕРПЕНИЕ РОССИЙСКИХ ВЛАСТЕЙ
Красовский:
- Ну вот что такое? Нашего корреспондента берут в заложники фактически, нашу главную газету прекращают выпускать в стране, которая существует на российские деньги.
Сунгоркин:
- Я сам задаюсь этим вопросом. Я человек оптимистичный и во всем пытаюсь найти какой-то конструктив. И я думаю, что это колоссальное терпение российских властей, понимающих, что мы попали в этот капкан и альтернативы у нас нет, кроме как поддерживать Александра Григорьевича Лукашенко. Потому что альтернатива ему – это, условно говоря, приход НАТО и антироссийской власти. Вот через что можно все объяснить.
«ЭТОТ ЧЕЛОВЕК НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ»
Красовский:
- Как будете дальше вести себя в ситуации с Можейко?
Сунгоркин:
- Мы Можейко всем, чем можем, помогаем.
Красовский:
- Семье?
Сунгоркин:
- Семье помогаем. Два адвоката на эту минуту оплачиваются. На всех уровнях мы пытаемся объяснить. Вот сейчас я к вам пришел, любую трибуну использую, чтобы еще раз сказать: этот человек ни в чем не виноват. Хотя и оговариваюсь, когда он выйдет, я не знаю, с чем он выйдет.
Красовский:
- Давайте пожелаем ему скорейшего освобождения.
КСТАТИ
ПРО НАГОНЯЙ ОТ ЕЛЬЦИНА
Красовский:
- А вам с кем из президентов проще было?
Сунгоркин:
- Мне было точно проще с Путиным все годы.
Красовский:
- А почему?
Сунгоркин:
- Мне кажется, он как-то к нам относился просто более объективно. Ельцин больше гораздо раздражался. Я от него нагоняи получал. Помню, был в Кремле на каком-то мероприятии, и он мне выговаривал лично.
Красовский:
- За что?
Сунгоркин:
- Мы взяли интервью у его телохранителя Коржакова, который ушел в это время в опалу. И Ельцин был очень недоволен. Мы стоим в уголке где-то, он мне выговор делает. Я молодой еще был, говорю: «Борис Николаевич, я согласен… А вы помните, как «Комсомолка» опального вас напечатала 30 декабря 1990 года?» Он в Госстрое тогда был. Его никто не печатал.
Красовский:
- В 89-м, наверное.
Сунгоркин:
- «Помните, вы звонили тогда в «Комсомолку»? Это я с вами разговаривал». А он страшно переживал. Звонил: «Кто там на хозяйстве?» А я на хозяйстве сидел.
Красовский:
- А вы были…
Сунгоркин:
- Замом главного. И он мне звонит: «Слушай, тут моя статья идет. А она выйдет?» Я говорю: «Борис Николаевич, выйдет» - «Я переживаю. Снимите в последний момент». Я говорю: «Осталось 40 минут, я удержу». И он такой растроганный: «Ты уж удержи». Вернее, «вы», он со всеми на «вы». И что вы думаете? Я ему говорю: «А это вы со мной разговаривали. Помните, как было?» - «Ну ладно…» Понимаете, я ему напомнил, что ситуация-то зеркально поменялась.
И ПРО НОБЕЛЕВКУ МУРАТОВА
Красовский:
- Дмитрий Муратов, который когда-то тоже с вами работал в «Комсомольской правде». Это был первый же исход послеперестроечный из «Комсомолки»? Целый коллектив ушел и образовал «Новую газету».
Сунгоркин:
- Да.
Красовский:
- Как вы относитесь к Нобелевской премии Муратова?
Сунгоркин:
- Я считаю, абсолютно заслуженная награда. Я позвонил Диме, говорю: «Дима, знаешь…» Я с ним разговариваю раз в 3 или 4 года.
Красовский:
- Часто.
Сунгоркин:
- Ну, раз в 3 года. Не знаю, часто это или нет.
Красовский:
- Я бы пореже на вашем месте.
Сунгоркин:
- Я к Муратову хорошо отношусь. Я с ним знаком с 1987-го, наверное, года, как он к нам пришел.
Красовский:
- А вот чем награда заслуженная? Все либералы начали Муратова за Нобелевку хейтить. Потому что вроде как должны были дать Навальному, но дали Муратову, чтобы все здесь перессорились. Чем он таким заслужил?
Сунгоркин:
- Потому что он всю жизнь…
Красовский:
- …за мир.
Сунгоркин:
- Он не за мир, конечно. Он за демократию. Но можно просто выйти и сказать: я за демократию, - и дальше пошел кофе пить. Он реально все время рисковал. У него погибло много журналистов. Он очень принципиальный человек, добросовестный…
Красовский:
- Вы правда считаете, что это критерии, для того чтобы дать главную премию в мире?
Сунгоркин:
- А почему нет? У него вполне достойная команда.
Красовский:
- «Вполне достойная команда» - это фраза, которая уже означает, что Нобелевская премия не нужна там.
Сунгоркин:
- Вполне достойная команда, чтобы получить Нобелевскую премию.
Красовский:
- А «Комсомольская правда» вполне достойная команда? Вот Сунгоркин достоин Нобелевской премии?
Сунгоркин:
- Спросите об этом других.
Красовский:
- Я спрошу Муратова, если он будет у нас в эфире.
Источник: kp.ru