Это, безусловно, качественная метка работы политического журналиста.
Сборник статей назван эпатирующе конкретно: «Нужен ли нам Путин после 2008 года?»
«Я не стесняюсь, - говорит В.Третьяков. - Мне не кажется, что меня не поймут, - и я знаю, что многие не захотят понять. Мне все равно, понравится или нет Владимиру Путину то, что я написал".
(Замечу, что сие заявление не лишено некоторого простительного, на мой взгляд, лукавства - такого рода книги пишутся с ясным расчетом быть и услышанным, и понятым, прежде всего, теми, о ком они пишутся, а иначе - зачем они? И как знать, может, сборник уже лежит на прикроватном столике в какой-то из загородных резиденций президента с закладками меж страницами...)
А написал он о нашем президенте, действительно, много всего, в том числе и нелицеприятного, но, на мой взгляд, немало и справедливо хорошего.
Это действительно объемное и глубокое исследование, побуждающее к серьезным размышлениям о сегодняшних политических реалиях страны и о президенте как главной государственной идее.
Президент в книге предстает исключительно как политическая фигура.
В.Третьяков внимательно и детально рассматривает ее всесторонне, не скупясь на комментарии. В ряде глав - подробно о драматических или конфликтных ситуациях, где анализируются реакции президента, его волевые качества и эмоции, психологические особенности и прочее.
Словом, в совокупности читатель получает достаточно объемное и цельное представление о президенте не в статике, а в процессе исполнения своих функций, что, несомненно, расширяет наше знание, а следовательно, и понимание человека во власти.
На этом, собственно, можно было бы и поставить комплиментарную точку: книга определенно состоялась, она - интересна и полезна, злободневность и актуальность ее - очевидны. Но...
Кем-то из философов было однажды сказано: мы не можем обойтись без ответов, а когда можем, нам почему-то стараются внушить или навязать их обязательность.
Конечно, о навязывании здесь речь не идет, а вот о внушении, причем путем открытым и честным, я бы мог подумать, если бы относился к своему визави как оппоненту в споре. Но я не спорю, а размышляю на полях его книги, пользуясь открывшейся возможностью еще раз сверить с ним свои часы.
Прежде всего, о заданном В.Третьяковым вопросе "Нужен ли нам Путин после 2008 года?».
Нужность - категория обязательности: да или нет. И в любом случае вынуждает выразить личностное отношение не к должности, а к личности, в первую очередь.
У меня, например, нет личностного отношения к президенту В.Путину - в отличие от Третьякова, мы с ним не встречались. Но я твердо знаю, что стране нужен президент. Что в Конституции прописан срок его пребывания у власти. И что я должен участвовать в выборах - это мой гражданский долг. Там, в специальной кабинке, за шторкой, наедине со своей совестью, я этот выбор сделаю. Вот и все.
Виталий Третьяков выбор свой сделал досрочно и виртуозно препарирует ситуацию, привлекая на свою сторону логикой и ярким образным словом.
Я, например, читал его книгу с большим интересом. Только думал при этом, что поставленный им вопрос рождает весьма опасную иллюзию, что при наличии веских доводов можно не только обойти Конституцию, но и перекроить ее под конкретные нужды.
Нужность здесь выступает в роли целесообразности, которая чаще всего спокойно перешагивает через любые нравственные пороги.
Это хорошо понимает и сам Третьяков, что, впрочем, и неудивительно - он трезво и рационально мыслящий человек. И еще два года назад в статье «Либеральной консерватор», также вошедшей в сборник, писал, что если Путин, как и положено по Конституции, уйдет с поста президента в 2008 г., то... «закрепив едва наметившуюся, абсолютно новую, только с конца XX века народившуюся у нас тенденцию, одним лишь этим сделает колоссально много для России - сразу укрепит нашу демократию десятикратно».
Лучше, пожалуй, и не скажешь. Это, действительно, чрезвычайно важно не только для страны, но и для самого президента и его будущего.
Все имеет конец, и президентский срок - тоже. Даже если уходить не хочется и нужность твоя доказана с математической точностью.
А окончательный ответ может дать только российский избиратель, как ясно и твердо заявил на большой пресс-конференции в конце января сам президент В. Путин.
Итак, многие суждения и оценки автора я разделяю вполне, а его убежденности в том, что В.Путин может и должен действовать только так и никак не иначе, - искренне завидую, потому что вряд ли смог бы столь же основательно вооружить президента, если бы даже тот сам попросил у меня совета.
А дел автором предлагается немало - от определения долгосрочной стратегии национального развития до обнародования конкретных политических и экономических целей, которые президент ставит перед собой и перед своим правительством на третий срок и пр., общим числом в 9 пунктов. И далее - весьма при¬мечательный пассаж о плане «реверсивной демократизации», рассматриваемой В.Третьяковым как «процесс постепенного «размораживания» политических процессов и инициатив, отчасти свернутых в годы правления Владимира Путина».
Весьма важно здесь обратить внимание на существенную авторскую ремарку:
«В последнем послании Федеральному Собранию президент, на мой взгляд, близко, местами, подошел к тому, чтобы предложить обществу нечто, по¬добное тому, что я имею в виду, но все-таки ключевых и главных слов не сказал. Поэтому я и изложу то, как я вижу план реверсионной демократизации, более подробно».
И все, что более подробно, - без всякого преувеличения, блестящая и по форме, и по содержанию новелла, как любят говорить юристы, о построении действительно демократического общества и убедительнейшего объяснения причин, почему и как именно оно может быть в сегодняшних условиях временно замораживаться и успешно размораживаться...
Точно просчитаны практические шаги к этому - 23(!) и срок - 15 лет.
Всего-то? Почти столько же, сколько нам потребовалось для того, чтобы разрушить мощнейшую державу и успеть промотать многие ее достояния...
Снимаю шляпу, Виталий Тоевич, лично меня вы убедили совершенно, не могу возразить ни по одному пункту! Остается лишь убедить в этом самого президента, который, очевидно, и не догадывался о том, как на самом деле он, президент, близко, местами, подходил к тому, что предусмотрел для него В.Третьяков.
Ну а если без шуток, то в этой части работы и содержится вся суммарная энергетика накопленных им знаний и представлений о наших политических реалиях, в том числе и о сильных и слабых сторонах президентской власти.
Ну а что же на другой стороне весов?
Счет, предъявляемый им президенту, достаточно весом: не сумел решить проблему российской бюрократии, отказался от ограничения сроков пребывания глав субъектов Федерации у власти, не сформулировал ясную и однозначную стратегию национального развития России и т.д.
В этой части весьма любопытна мысль о том, что «в отдельных его действиях и словах контуры такой стратегии отчетливо просматриваются». Правда, замечает тут же В.Третьяков, "другие его слова и действия ставят под сомнение осознанность или неслучайность первых».
И такого рода замечание дорогого стоит - не всуе сие сказано!
Оценка деяний не столько в перечислении самих провалов и ошибок, сколько в используемых автором звучных определениях, придающих каждому из сущностей едва ли не драматическую окраску. Яркость и четкость формулировок, которые всегда были как бы фирменным знаком аналитики В.Третьякова, запоминаются и побуждают то и дело возвращаться к ранее сказанному им, и в этом случае причины и следствие предстают перед нами в одном пакете. И тогда обнаруживаются определенные нестыковки и натяжки, меняющие порой смысл предыдущих суждений.
Вот, например, читаем: «в России достаточно демократии или анархизма для того, чтобы множество фактически не подконтрольных президенту людей и структур, в конечном итоге превращалось в общефедеральные провалы», и вспо¬минаем экспромт В.Третьякова о том, что «власть президента заканчивается там, где кончается его физическое тело».
Согласитесь - весьма жесткая констатация факта. Если она не говорит о слабом, мягко говоря, управлении или не очень-то эффективной вертикали власти, то я, как говорят джентльмены, должен съесть свою шляпу.
Однако здесь я, очевидно, ошибаюсь, потому что, по мнению В.Третьякова, «президентство Путина успешно и по сути, и в историческом контексте... и его лидерство по-прежнему развивается по восходящей... При Путине стали жить лучше... Для него как политика высшей ценностью и категорическим императивом является сохранение России, а уж приоритетом второго ранга - демократия».
Третьяков в этом солидаризуется с Путиным, также считая, что «сначала и прежде всего мы (он в первую голову) обязаны сохранить страну и нацию (желательно параллельно с тем), а затем сохранить в России демократию".
Вот это сочетание - а затем сохранить - звучит весьма грозно, нечто напоминающее знаменитые строки из «Интернационала».
Мы уже знаем, как нескоро и не очень охотно это затем получается...
Автор рассматривает проблему демократии с различных позиций, в том числе и с позиции возможности сохранения страны и нации при сохранении демократии. И отвечает, в общем, уклончиво, поскольку «фактически эту демократию у нас нужно строить заново и растить снизу", то есть - см. выше, песенную строку.
Наша демократия, диагностирует автор, отвратительна, да, по большому счету, и не демократия вовсе. И виновата в том элита, которая все 90-е годы боролась за власть и собственность, соорудив для своих собственных нужд и соответствующую конструкцию политического устройства. Которую, добавим мы, еще более упростили в последующие 2000 годы, максимально сузив политическое поле и снизив политический горизонт для неэлитной части электората.
Я могу лишь присоединиться к авторской констатации, затаив при этом каверзные вопросы к диагносту в отношении центральной власти, избравшей столь сложный путь к подлинной демократии не способом совершенствования отдельных ее звеньев, наращивая постепенно структуру, а методом заваливания себе за спину отрытой массы при строительстве туннеля.
Восьми лет на эту работу, конечно, маловато, но хватит ли еще дополнительных четыре, если, помимо неизбежного разгребания завалов, придется выполнять те самые условия в количестве 9+23, которые разработал в качестве обязательных для президента В.Третьяков?
История хранит на своих страницах великое множество вариантов разрушения и воссоздания из пепла и развалин больших и малых стран. Причин гибели, как и способов быстрого возвышения, тоже немало. И в политическом устройстве происходило немало различных метаморфоз, когда лучшие, казалось бы, принципы выворачивались наизнанку и оборачивались к людям страшными масками.
Есть над чем задуматься и нам. Начав перестраиваться на демократический лад двадцать лет назад, мы собственными руками примяли зачатки демократии, поскольку из-за нее, оказывается, можно было потерять и страну, и нацию.
И в самом деле, кому нужна такая демократия-ширма, если, прикрываясь ею, «практически никто из демократически избранных губернаторов, президентов и глав администрации не правил на своих территориях демократически, - пишет автор. - Во многих субъектах Федерации они установили прямо деспотические или авторитарные режимы, на фоне которых центральная власть могла бы показаться идеалом демократии». (Странновато все-таки звучит эта фраза - будто власть у нас, и вправду, отвечает лишь за то, что делается за кремлевскими стенами. Но оставим эту реплику в скобках.)
В целом анализ ситуации, блистательно и жестко-критично проведенный В.Третьяковым, настраивает на печальные мысли. Тем более, что большинство из региональных «деспотов» и «авторитаристов» как сидели в своих креслах по два-три срока, так и остались сидеть. Или кого-то все-таки уже привлекли к ответственности за оскорбление конституционных устоев, только нам о том не сказали?
«Трагедия любой власти в ее постоянстве, - пишет Олег Попцов в своей «Хронике царя Бориса». - Это не парадокс, это истина. Длительность власти рождает иную философию, иное восприятие жизни. Все нами осознанное существование, наш режим, именуемый социалистическим, по сути, оставался монархического характера. И то, что происходит сейчас, есть сопротивление сложившимся властным принципам, сопротивление власти, привыкшей к бессменному долголетию».
Написано в 1991 г., а звучит актуально и сегодня, что лишний раз подтверждает чрезвычайную важность конституционного принципа сменяемости власти, оберегающего ее от дискредитации. И, честно говоря, после стольких полученных тягостных уроков истории весьма лукавой выглядит даже сама попытка найти какой-либо свежий аргумент в пользу нарушения этого постулата.
Отрицательных примеров - не счесть и в прошлом, и в настоящем, но меня сейчас интересует иное. Чтобы не развертывать эту тему, напомню о том, как уходил из власти один из «пятерки великих», которой было суждено жить в одно время в минувшем веке и оставившей в истории ярчайшие следы своих жизней и деяний. И лучше примера, чем судьба Черчилля, пожалуй, здесь и не найдешь - цитирую по книге Анатолия Уткина.
«По словам его секретарши, он хотел в 1942 г., во вторую годовщину пребывания на посту главы правительства, сказать по радио, но зачеркнул в последний момент следующее:
«Хотя я воюю с диктаторами, я рад сказать, что сам диктатором не являюсь. Я лишь слуга. В любой момент, действуя через палату общин, вы можете сместить меня с должности и вернуть в частную жизнь». (Не правда ли, весьма близок по смыслу наверняка запомнившийся российской многомиллионной аудитории ответ президента Путина о месте своей работы - "сфера услуг»?)
Благодарные граждане Великобритании вспомнят об этом своем праве через три года, спустя два месяца после триумфальных встреч премьера с населением трех десятков городов в мае 45-го, когда однажды на его слова "Это ваша победа!» ликующая толпа ответила: «Нет, Ваша!»
Итоги выборов, как известно, были сокрушительными. «Вся его жизнь,- пишет биограф,- была как бы подготовкой к той роли, которую он сыграл в течение Второй мировой войны, и вот теперь, на гребне победы, он был выстав¬лен с политической сцены. Причем, произошло это наиболее сенсационным образом, на виду у всего мира - в период, когда он возглавлял английскую делегацию на Потсдамской конференции».
Вот его слова, несомненно, записанные историей на одной из своих скрижалей: «Они имеют право голосовать так, как им хочется. Это демократия. И мы воевали именно за это».
Весьма любопытно, что за месяц до случившегося, обедая со Сталиным, он задает ему вопрос о том, кто бы мог наследовать Сталину? - Этот вопрос решен на 30 лет вперед, отвечает Сталин.
Черчилль не случайно использует слово «наследовать», видя в лице Сталина монарха, и Сталин, понимая это, отвечает ему соответствующим образом.
Один великий подковырнул, другой великий небрежно отмахнулся.
Только и всего.
Но это прямое столкновение двух разнонаправленных принципов, и оба лидера стоили друг друга.
Возникал ли у кого-нибудь вопрос - а нужен ли Уинстон Черчилль после 45 г.?
Не возникал - нужность была очевидна всем и каждому жителю Англии от мала до велика.
О Сталине не могло бы возникнуть и мысли о том - он был бог.
Черчилля скинули в частную жизнь, и от огорчения он засел за «Историю мировой войны», получив за нее Нобелевскую премию, правда, уже сидя снова в премьерском кресле.
Сталин, рассчитывавший, очевидно, прожить еще не менее 30 лет, умер в одиночестве на полу своей дачи через восемь лет после окончания победоносной войны.
Какое отношение это имеет к нашему с В.Третьяковым разговору?
Никакого.
Разве только напоминанием, что право людей выбирать, как хочется, вполне обходится без ответа на вопрос о нужности и ненужности.
Теперь о том, что представляется мне чрезвычайно важным как исходная всех дальнейших размышлений автора о В.Путине как личности.
И хотя я считаю, что обнаружение автором у президента «ясной и стройной политической философии», конечно, лучше, чем «идейно-политическая эклектика», но вовсе не обязательно, хотя, возможно, я слишком уж буквально понял предупреждение не худшего из канцлеров Германии Бисмарка о том, что тридцать-сорок профессоров, допущенных к власти, способны разрушить государство.
Меня вполне устраивает президент с любым образованием, но способный решать эффективнейшим образом сложнейшие государственные проблемы. В конце концов, в нашей истории заметный след оставил и полуграмотный, но от природы сообразительный Хрущев, который, по свидетельству Шепилова, размашисто писал на официальных документах «Азнакомица!». А ведь при нем, между прочим, страна вошла в космическую эру.
Но вот что меня здесь настораживает - не очень уверенная, как бы весьма задумчивая фраза автора о том, что та самая эклектика, «наблюдавшаяся до сих пор в словах и делах Путина», вроде бы наконец сменилась пусть пока абрисом, контуром, наброском такой политической философии, появившейся в последнем президентском послании Федеральному Собранию. «Имя этого наброска философии - суверенная демократия в России, - подчеркивает В.Третьяков. - Ключевые понятия - не Православие, Державничество, Народность, как предсказывали многие из либеральных критиков Путина, а Свобода, Суверенность, Справедливость. Неплохо, хотя многое в этой формуле еще требует и прояс¬нения, и разработки, и конкретизации».
Два обстоятельства меня определенно здесь смущают. Во-первых, еще одно допущение как догадка - вроде бы - и очень уж приблизительные слова - абрис, контур, набросок - для столь обширного и категорического вывода, который делает В.Третьяков: «Это - высшая политическая заявка на право продолжать свое лидерство в России».
То есть, по сути, главный аргумент нужности В.Путина после 2008 г.
Но в разделе «Идеальное государство» автор уже самым убедительным образом доказал, что политический проект В.Путина о создании идеального государства, которое своими руками (гм?) создает гражданско - политическую систему, которая «полностью отрицает традиционное российское государство», похож, по его словам, на утопию. И он же столь же точно указал на очевидную «лингвистическую путаницу» в употреблении президентом понятия «государство», назвав ее российской политической традицией абсолютизации роли государства в обществе.
Так, спрашивается, зачем нам нужна еще одна утопия? Мы только что слезли с сияющих вершин будущего...
А относительно второго утверждения должны пояснить, что это не президент наш такой путаник, а Марксу, по свидетельству лауреата Нобелевской премии Ф.А.Хайека, обязаны мы сознательной подменой: это у него, у Маркса, термин «общество» стал обозначать государство (или аппарат принуждения, о котором он, собственно, и говорит). Это, по мнению ученого, «всего лишь ловкий словесный трюк, призванный внушить нам, что «можно не заставлять граждан, а побуждать их более благожелательным и мягким способом».
Но какой-то особый смысл во включении В.Третьяковым в ряд философских категорий политико-правового термина суверенитет все-таки, очевидно, есть. Как, впрочем, и в введении им в философский обиход понятия «суверенная демократия», вовсе мне не понятного.
И потому, прежде всего, что, утверждая первенство государственной власти внутри страны и ее независимость во внешнеполитической сфере, суверенность никоим образом, как мне представляется, не усиливает, не ослабляет демократию. Которая, собственно, и есть «форма государства, основанная на признании народа источником власти, его права участвовать в решении всех государственных дел в сочетании с широким кругом гражданских прав и свобод».
Но В.Третьяков утверждает: «суверенная (и справедливая) (?) демократия - вот лингвистическая и сущностная формула политической философии Путина, прямо не выведенная в послании, но фактически все его пронизывающая» (?)
И, значит, кто-то из нас двоих чего-то не понял или понял не так, как следует, - не прямо ведь выведено из его послания, а обнаружена В.Третьяковым ее «пронизывающая» все, очевидно, суть.
Какая связь, например, между суверенностью и справедливостью - двумя довольно далекими друг от друга понятиями? И что означает их в данном случае, если и не синонимичность, то, по крайней мере, существенная взаимная дополняемость?
Не затрагивай В.Третьяков здесь мировоззренческих аспектов личности президента, можно было бы и не заметить некоторой, используя его же фразу, «лингвистической путаницы» в рассуждениях автора книги. Но я уже говорил о том, что одно из характерных свойств аналитики В.Третьякова - яркость и четкость формулировок - побуждает возвращаться к ранее сказанному им, мысленно сводя, тем самым, причины и следствия в один узел.
Таким образом я и вернулся к разделу книги, отложенному ранее в связи с тем, что не намеревался спорить о чем-либо с автором книги. Но, следуя любимому принципу В.Третьякова - судить обо всем «без гнева и пристрастия», должен все же обратить его внимание на одно, на мой взгляд, крайне опрометчивое суждение принципиального характера.
Меня, признаюсь, очень озадачили суждения автора об отношении Путина к народу, как «промотавшему свое состояние отцу»(?). И далее - «промотавший свое состояние отец, несмотря на прошлую мощь и грозность, становится похож на великовозрастного ребенка, состарившегося недоросля» (?!). Не говорю уже о странном пассаже, словно взятом напрокат у Светония из его «12 цезарей»: «Если малая часть народа имеет и много хлеба, и новомодные зрелища, если какая-то часть народа (столичная интеллигенция) имеет мало хлеба, но много заменяющих ей все остальное зрелищ, то Путин - из этого самого почтения - хочет дать большей части народа, не имеющей или почти не имеющей хлеба, хотя бы зрелищ. То зрелище, которое эта часть народа жаждет».
Совсем недобро сказано и, главное, несправедливо во всех смыслах как по отношению к народу, так и к президенту. И уж во всяком случае, на мой взгляд, такой ошарашивающий вывод ну никак, ни с какой стороны, не выводится из президентской ироничной реплики «возможно, мы с народом ошибаемся», как это получилось у автора.
Остается только сейчас же и навсегда забыть начальный тезис раздела о том, что «Путин не считает народ главным и единственным делателем истории. Более того, считая народ скорее пассивным (в отличие от элит), чем активным субъектом исторического процесса - иначе он не дал бы уничтожить Советский Союз». Иначе предложенная В.Третьяковым формула раскрывается полностью и становится понятным, что речь идет о том, что такой народ действительно может погубить и нарождающуюся демократию, из чего следует...
А вот что из этого следует, думаю, не устроит никого из нас троих - ни президента, ни автора книги, ни меня - читателя, совсем не желающего жить в той субстанции, которая померещилась вдруг из-за, надеюсь, не очень точной трактовки суждений главы государства.
Прав сказавший, что когда слова утрачивают свои значения, народ утрачивает свободу.
Я процитировал почти весь подраздел статьи, приуроченной к 50-летию Путина и названной не как-нибудь, а «Путин и народ», именно потому, что автора - несомненно, мастера широких политических обобщений, на мой взгляд, все-таки нет-нет да и подводит присущая ему же образность мышления, которая, как известно, предпочитает точному и строгому графическому рисунку размашистый и яркий мазок кисти.
* * *
Виталий Третьяков был одним из первых, давших развернутый ответ на вопрос «Who is Mr. Putin?». Его статья «Вся правда о Путине» появилась в феврале 2000 г. и привлекла внимание уже самим своим названием. Мне тогда она показалась весьма вызывающе-категоричной: кто о ком может знать всю правду?
Третьяков не знал всего тоже, но с поразительной точностью назвал (угадал, вычислил, определил? - вставьте сюда любой глагол, который сочтете правильней) главное в Путине, «вбирающее в себя все остальное» - он государственник, или державник».
Сейчас, перечитывая эту его статью пятилетней давности в книге, я, тоже немало поразмышлявший над этими проблемами, думаю, что Виталий Третьяков во многом оказался прав, и это, несомненно, стало побудительным мотивом для издания части опубликованных в «Независимой» и "Российской газете» статей.
Осенью 2000 г. была опубликована и моя беседа с журналистом молодого издания «Элита России». Материал назывался "Джокер в колоде политических карт», а поводом послужил выход последней книги моего трехтомника «От Ельцина к...»
Я сказал тогда, что мне представляется чрезвычайно важной для оценки крупной политической фигуры мысль, которую вложил в уста своего героя романа «Президент» Сименон: о личных интересах и честолюбии политического деятеля, полностью совпадающих с интересами и стремлениями своей родины.
Какой здесь критерий основной? Думаю, морально-нравственный, в первую очередь.
Вот, казалось бы, простой вопрос - а для чего человеку нужна верховная власть? Великие, несомненно, видели смысл своей деятельности в том, чтобы оставить свой след в истории, и нам остается лишь гадать, использовали они ее для достижения собственных целей или же история избрала их в качестве своего рычага или, если угодно, некоего инструмента глобальных изменений. Мас¬штабность их деяний, как правило, соответствовала масштабностям их личностей. А не у великих? Думаю, за ответом далеко ходить не надо.
Но мы имеем то, что имеем. Однако наше отношение к политике и политикам, особенно самых верхних ее эшелонов, определяется все-таки не их благими намерениями, а результатами, осязаемыми нашими конкретными, не очень и долгими, жизнями.
В конечном счете, честная политика - это выверенное соотношение целей и средств их достижения. Хотел бы еще раз напомнить блистательную мысль Л.Толстого о том, что средства важнее цели, ибо цели остаются в мире иллюзий, а средства делают историю. А значит, эффективность политики президента и его команды зависела и будет непреложно зависеть от выбора средств.
Коммунистическая идея, говорил я тогда, и была скомпрометирована, прежде всего и главным образом, порочностью средств достижения цели. Через море крови, страх, унижение человека, попрание его прав - к социальной справедливости, свободе и равенству?
Но именно так пытались решить задачу революционных преобразований большевики, трансформируя идеологию в соответствии с возникающими нуждами. Отсюда и оправдание любых средств, которыми без раздумий пользовалась власть, рассматривая народ как послушное и безвольное стадо.
Для меня президент не просто верховный правитель, олицетворяющий собой государственную власть. Он - носитель моральных и нравственных устоев этой власти. И каждое произнесенное им слово, каждый поступок весят чрезвычайно много.
Это очень тяжелый груз, и не всем он оказывается по плечу.
Вот почему несколько странной мне показалась мысль «о необходимости возрождения нравственности в российском обществе, беря за образцы ее уровень и в царской России, и в Советском Союзе».
В.Третьяков посчитал, что ею «еще раз абсолютно правильно фиксируется идея непрерывности российской истории». Возможно, и поддерживается, не спорю.
Но что значит - уровень? Кто, когда и где его измерял и, вообще, возможно ли подобное измерение, скажем, чести, преданности, самопожертвования, доброты и пр. по списку нравственных категорий, если таковой где-то обнаружится. Не считая уже практическую несовместимость нравственных ценностей двух антагонистически противоположных политических режимов и, соответственно, разных образов жизни.
Здесь, к сожалению, мы снова начинаем говорить с автором на разных языках, хотя вполне вероятно, что прав не я, трактующий Третьякова, а он, трактующий президента.
Но, очевидно, что-то у нас здесь явно не сходится, а возможность уточнить у президента у меня вряд ли появится в ближайшее время...
В.Гусейнов, директор Института стратегических оценок и анализа
Источник: Open Media News, 26.06.2006