Встретимся в "Аисте", - сказал Яковлев.
- Я там буквально вчера вечером проезжал, все было черно от "кайеннов", - ответил я машинально, а сам понял, что высокий тихий голос Владимира Яковлева за те десять лет, что я его не слышал, во-первых, ничуть не изменился, а во-вторых, по-прежнему вызывает непреодолимое желание доложить о проделанной работе.
- Место неплохое, только по вечерам его "ореховские" оккупируют, - говорил тем временем Яковлев.
- Я думал, "ореховские" перевелись.
- Не перевелись, а переехали, - поправил он. - Вот в "Аист", например.
Мы похихикали.
Владимир Яковлев в жанре сухой биографической справки: в 1987 году организовал кооператив "Факт", в 1989-м - информационное агентство Postfactum, а 8 января 1990 года стала выходить его еженедельная газета "Коммерсантъ", первая частная газета в России; в 1992 году "Коммерсантъ" стал ежедневным, в 1993-м начали выходить еженедельник "Коммерсантъ" (ныне "Власть") и ежемесячный журнал "Домовой", в 1994 году - еженедельник "Деньги" и ежемесячный журнал "Автопилот"; с того же года компания получила название "Издательский дом "Коммерсантъ"; в 1999 году Яковлев все это продал и уехал из страны.
А вот Яковлев в жанре "жизнь замечательных людей": информационный кооператив - первый; независимое информационное агентство - ну хорошо, одно из первых, но независимая деловая газета - точно первая; толстая ежедневная газета - опять первая.
16 полос, революция! Ежемесячник для семейного чтения - первый; цветной глянцевый еженедельник - первый, ну и так далее; а чего стоит термин "новый русский", а заголовки, определившие журналистскую моду, видимо, навсегда (например, "Чикатило плохо кончил" - его, кажется, Яковлев все-таки не пустил в печать по этическим соображениям), а компьютерная редакционная система, которая существует уже пятнадцать лет и до сих пор работает под DOS, такая она вышла удачная?
Но даже это не самое главное. Яковлев - создатель творческого коллектива, из которого вышло так много современных российских журналистов.
Именно Яковлев придумал, что надо писать без эмоций, без слова "я" и личностной интонации, без "председательский газик привычно пылил по проселку", как было принято при безбожной власти. "Журналистика факта" - так он ее сам называет.
Яковлев опоздал минут на десять - но, как это было и прежде, позвонила его секретарша, предупредила: задерживается. Он приехал к "Аисту" на бордовом Mercedes ML 350, минуты три что-то говорил шоферу, а потом выпорхнул - и вот: походка прежняя, легкая, спортивная; силуэт не переменился, видимо, Яковлев не оставляет восточных практик.
В этот момент я как раз жаловался фотографу Лане, что кресла неудобные, слишком мягкие и глубокие и японская сенча как минимум невыдающаяся, зато дорогая.
Яковлев, поздоровавшись, объяснил выбор кафе:
- Сейчас "ореховских" нет, спят еще, а кресла здесь удобные и чай вкусный. И заказал earl grey: "Э-э-э, только двойной, пожалуйста". Время не властно над ним, что ли, подумал я, разглядев его вблизи, и затянул по делу.
- Хочу поговорить про медиа: Сейчас это сила?
- Нет, не сила, - Яковлев набрал воздуху, чуть нахмурился и принялся объяснять. - Если посмотреть на российский медийный рынок, то на первый взгляд кажется, что это рынок насыщенный и стабильный. Тысячи печатных изданий, десятки телеканалов. Эта стабильность иллюзорна. По-моему, российская пресса сейчас на грани очень больших изменений. Эти изменения в какой-то степени связаны с глобальными всемирными процессами. Во всем мире медиа трансформируются прежде всего в связи с Интернетом и Web 2.0. Но в России плюс к тому есть свои специфические процессы, связанные с новыми запросами аудитории, на которые медиа пока не отвечает, потому что не умеет. Я бы так определил сегодняшнюю ситуацию.
В 1980-е годы умирала государственная журналистика, советского образца. Сейчас умирает та, что возникла на месте советской, - журналистика факта, которая сухо и, по мере сил, точно информировала читателя.
- Не надо информировать?
- Надо, конечно, только это больше не панацея. Вот смотри, - Яковлев отпил чаю и не поморщился. - Постулаты российской журналистики, возникшей на месте доперестроечной, это факт плюс совет. По мере сил объективно сообщить читателю, что изменилось, и посоветовать ему, что теперь делать. Эта модель хорошо работала в условиях ежедневно и быстро меняющегося общества. Только больше не работает, поскольку общество стабилизируется. Я не был в России около семи лет. Когда приехал, был поражен тому, насколько изменились за это время люди. Это фантастика - чему они успели научиться, какое количество информации успели усвоить. После такого сам процесс потребления информации ради практической пользы должен вызывать у них тошноту!
Я уже молчу про советы. Ну сколько уже можно советовать. Куда ехать, что есть, что пить, как делать, как не делать. Достали советами! По-моему, читатели уже сами давным-давно разбираются во всем этом гораздо лучше журналистов. Это как старый анекдот, почему невозможен секс на улице.
- Почему же?
- Достанут советами. Существует легенда, что тиражи основных российских изданий так низки из-за Интернета. Но вот The New York Times, знаешь, какой у нее тираж? Больше полутора миллионов. Интересно почему? Если причина огромного сокращения тиражей основных ежедневных российских изданий - это Интернет, то теоретически у американцев ситуация должна быть еще хуже: объем аудитории, способной им пользоваться, куда больше, чем у нас. Но это же не так! Дело не в Интернете или, точнее, не только в Интернете. Дело в том, что в отличие от российских американские журналисты лучше чувствуют читателя, лучше умеют отвечать на его запросы. Короче, тиражи российских изданий падают потому, что запросы аудитории изменились, а большинство изданий нет. Я думаю, мы на пороге появления новой журналистики.
- Ну хорошо, а кто ее читатель?
- У новой журналистики нет какого-то особого специального читателя. Этот тот же читатель, что был и у журналистики старой, но ему просто больше неинтересно читать издания, которые только информируют и советуют. "Интересно", кстати, ключевое слово для новой журналистики. Ключевыми словами для той журналистики, которая сейчас умирает, были "полезно", "нужно знать".
Как сделать медиа интересными, а не просто полезными? Как сделать так, чтобы чтение свежего номера доставляло удовольствие? Это вопросы той журналистики, которая сейчас формируется.
- А рекламодатели-то у этого читательского удовольствия будут?
- Ну а почему нет? Хочешь, скажу, что будет происходить в ближайшее время с прессой? Процесс сокращения тиражей будет продолжаться, пока не определятся издания, способные работать в новой стилистике и, соответственно, более привлекательные для читателя. Как только это произойдет, аудитория, а как следствие, и рекламодатели, начнут смещаться в эту стороны. Какие-то из существующих сегодня изданий переживут эти изменения. Какие-то нет. Какой конкретно будет новая журналистика? Пока трудно сказать. Понятно, однако, что она в меньшей степени будет ориентироваться на новости, поскольку в стабильном обществе актуальность новостей ниже.
И больше на стилистику жизни, изменения трендов, подачу материала: Собственно, и сегодня уже есть издания, работающие в похожей модели. Тот же Esquire, например. Или - в определенной степени - Maxim. "Новое Время" Рафа Шакирова - безусловно издание нового типа. Они умеют сделать так, чтобы было интересно.
- The New Times, по-моему, оно называется.
- I'm sorry, sir! - сверкнул Яковлев глазами. - Вопрос в том, чтобы понять новые медийные запросы среднего класса, найти новый язык, который вызывает у читателя эмоциональную реакцию. Вот все знают, что в России есть средний класс, - заулыбался Яковлев,- правда, никто не знает, кто он и чего хочет. Вот два знакомых моих разговаривали, один из них говорит: что они никак не поймут, кто средний класс? Это же просто человек, которому нужен хороший пиджак, хорошая рубашка, красивая жена: Другой его перебивает: слушай, очень на тебя похоже!
- Отличный ряд ценностей: сперва пиджак, потом рубашка, потом уже жена.
- Такой уж средний класс, - Яковлев заржал, - такие интересы. То издание, которое найдет новый язык общения с читателем, - выиграет.
- А, традиционная проблема перелома веков, язык кончился. Я бывший филолог, обязан вспомнить Маяковского: "Улица корчилась безъязыкая, ей нечем кричать и разговаривать". Но ведь языковой кризис в позапрошлый раз кончился декабристами, а прошлый совсем ужасно - большевиками. Что, сейчас опять?
- Конечно, сейчас опять. Возникает абсолютно новый язык. Чтобы это понять, достаточно почитать блоги.
- У меня есть друг, банкир. Кроме того, что он специалист в своем деле, он еще разбирается в софте, потому что бывший программист, а еще в вине, а еще ходит на яхтах и тоже в них отлично понимает. Лучше любого журналиста. Чем его можно зацепить-то?
- Вот именно. В этом суть проблемы. В периоды быстрых изменений жизни, как тот, что продолжался в России последние 10-15 лет, существует информационный голод. В определенном смысле это рай для журналистов. Потому что читателю нужна простая, сытная информационная пища, приготовление которой не требует особого искусства. Когда же общество стабилизируется, как сейчас, то информационного голода больше нет, а есть, ну, скажем, информационный аппетит. Это значит - надо учиться вкусно готовить и хорошо сервировать стол. Нужно репортерство, нужны сюжеты, подача. По большому счету нужны новые модели. Их создание - очень профессионально интересная задача.
- Этим вы собираетесь заниматься?
- Да. Хотя необязательно для бумажной прессы. Меня больше интресует телевидение и Интернет.
- У бумажной прессы будущего нет?
- Я бы не стал ставить крест на бумаге. И не стал бы переоценивать Интернет. Рынок бумажных изданий будет существовать еще много лет. Да и в любом случае, бумага - всего лишь носитель. И сегодняшние проблемы российского медийного рынка не ограничиваются бумажной прессой. То, что будет происходить в ближайшие годы, - это становление новой медийной модели, которая повлияет и на рынок бумажной прессы, и на ТВ, и на Интернет.
Кирилл Харатьян
Ведомости, 16.03.2007