Первое, что нельзя не признать: все "номинанты" совершенно достойны быть представленными к изъятию из общественного оборота. Отбор, произведенный ведомственным "жюри", у меня, например, сомнений не вызывает. "Книга единобожия", написанная три века тому назад основоположником ваххабизма Мухаммадом ибн Сулейманом ат-Тамими... Документальный фильм немецкого режиссера Фрица Хиплера "Вечный жид", снятый в 1940 году по идеологическим лекалам Третьего рейха... Целая россыпь брошюр и печатных воззваний, сотворенных отечественными борцами за чистоту расы... Фашистская, националистическая, ультрарелигиозная направленность этих публичных "высказываний" кем-то может оспариваться, но она удостоверена судебными решениями. Впредь так и будет: наказывать за тиражирование экстремистской продукции государство намерено только в том случае, если эта продукция признана экстремистской по суду. Понятно, что судебному разбирательству должна предшествовать тщательная экспертиза с участием лингвистов, культурологов, историков. Понятно, что и тут мы не застрахованы от субъективных оценок, вкусовых пристрастий, политического и административного давления. Но сколь несовершенной, подверженной конъюнктурным поветриям ни была бы подобная процедура, она все-таки правовая. Иные способы маркировать "экстремизмом" книгу или, положим, песню, из которой слов не выкинешь, заведомо хуже - совсем уж безграничный простор для произвола. Второе, на что обращаешь внимание: вопреки опасливым прогнозам, в "черном списке" отсутствуют печатные, аудиовизуальные и прочие рукотворные образцы политического инакомыслия. Несогласие с властью, в какой бы форме оно ни выходило в свет, к "распространению экстремистских материалов" пока, слава богу, не отнесено. Посмотрим, что будет дальше. Уж слишком размыто у нас в законе понятие "экстремизм". Вообще-то стремление табуировать содержание и форму, к примеру, произведений искусства, кому-то кажущихся излишне радикальными, становится знаком времени. Россия тут не исключение. В берлинской "Дойче опер" недавно случилась история. Германская полиция порекомендовала театру снять с репертуара оперу Моцарта "Идоменео". Спектакль спокойно шел три года, но вдруг заметили, что царь Идоменео в финале выходит на авансцену с тремя отрубленными головами - Иисуса, Будды и пророка Мухаммеда. Нельзя! Точнее, так: предъявляемые публике головы первых двух персонажей опасений не вызывают, а вот с головой третьего лучше поостеречься - мусульмане народ обидчивый. Словом, спектакль, несет угрозу общественной безопасности, или, как сказали бы мы, "провоцирует экстремистские действия". И не лучше ли, мол, от него отказаться. Театр внял совету. Чем вызвал решительное неодобрение в широких германских кругах. На эту тему высказалась и канцлер ФРГ Ангела Меркель. Она заявила, что спорить можно о вкусах, "но не о свободе искусства, свободе слова и свободе мнений о религии". О чем можно спорить, а что надобно пресекать без всяких разговоров - на этот счет, однако, единого мнения нет. Писатель Дмитрий Быков со страниц "РГ" высказался против "уголовно-процессуального" воздействия на авторов и распространителей подстрекательского чтива: "Даже самая одиозная книга и фашистская статья остаются печатными произведениями, а слово неподсудно, даже в качестве призыва уничтожать кого угодно. На слово есть только одна казнь, а именно - другое слово". В горних высях свободного духа, там, где рукописи не горят и не являются вещдоком, слово, может, и неподсудно. А вот Копцева судили. И дали 13 лет. Как показало судебное разбирательство, ни в одной экстремистской организации погромщик не состоял. Убивать в синагогу он отправился, начитавшись литературы известного содержания. Эксперты Московского бюро по правам человека к началу процесса подготовили доклад под названием "Подстрекатели". В нем, кроме прочего, содержался список книг, вдохновивших Копцева на поход в синагогу с ножом. Что сочинения такого сорта обладают убийственной силой - сколько публицистических пассажей было тому посвящено! И вот расхожую метафористику заместила пугающая реальность. Книжечки и брошюрки со свастикой оказались холодным оружием не в фигуральном, а в буквальном смысле. Путь был пройден. От воздействия на умы до ударов ножом. По причине не очень понятного благодушия, чему подтверждение - десятки оправдательных приговоров по 282-й статье УК (разжигание национальной, расовой или религиозной вражды), краткость этого пути прежде как-то не осознавалась. Осознается ли теперь? Честно сказать, не уверен. Да, ужесточение ответственности за распространение экстремистских материалов говорит о том, что кое-какие уроки нами усвоены. Дело за "малым": чтобы эта ответственность стала неотвратимой. Увы, попытки торговать печатной нелегальщиной нередко остаются безнаказанными. Желающим разжиться подобной литературой иногда достаточно посетить книжный развал в переходе метро. Там в одном ряду с "Протоколами сионских мудрецов" - зарубежный роман, детские сказки, различные справочники... Этим расчетливым смешением добропорядочных "учебников жизни" и черносотенного злобного бреда как бы подается знак: недозволенным не торгуем, ведем законный бизнес. Список материалов, запрещенных к распространению, видимо, будет прирастать. Федеральная регистрационная служба намерена обновлять его два раза в год - в январе и июле. В связи с этим вопрос: что означает официальный перечень творений, пронизанных нетерпимостью и агрессией, для точно таких поделок, не фигурирующих в нем? Автоматическую индульгенцию? Право на свободное хождение по принципу "что не запрещено, то разрешено"? Будь подобной продукции у нас не так много, а реакция милиции и судов на ее тиражирование моментальной и недвусмысленной, я бы сказал: да, пока не последовал официальный запрет, руководствуйся собственным (желательно все же - ответственным) пониманием, что можно, а чего нельзя. Но когда в вагоне московского метро я изо дня в день вижу листовку: "Национал-социализм - это не немецкое вчера. Национал-социализм - это русское завтра", я проникаюсь подозрением, что до ее авторов милиция и суд не скоро доберутся, если когда-нибудь доберутся вообще. Дело, значит, не сводится к наращиванию суровых мер. Законодательных препятствий к распространению радикалистских деклараций у нас предостаточно. Есть Конституция, закон прямого действия, с ее 13-й и 29-й статьями. Есть 282-я статья УК. Есть постоянно ужесточаемый Закон "О противодействии экстремистской деятельности". Недостает одного - основанной на этих постулатах правоприменительной практики. Будь наказание за пропаганду экстремизма действительно неотвратимым, "черный список", составленный Росрегистрацией, оказался бы много длиннее. Источник: Российская газета, 20.07.2007