– Вы все-таки ушли из "Города"?
– Я еще пока не знаю. Мы пытаемся выстроить какую-то новую схему взаимоотношений. Мне не хочется писать в старом формате, мне хочется писать в новом. Но пока старого уже нет, а новый еще не создан. По моим планам, теперь публикация должна выглядеть как маленькие комментарии знаков по 500 к каким-то новостям, которые случились за неделю.
– Это напоминает современные блоги. Почему именно такой формат?
– Есть какие-то жанры, которые постепенно истощаются. Когда я только начал писать, у меня была фишка "мне поручили написать". Это было нечто, по крайней мере, в тусовке заметное. А потом, с годами, люди стали подходить и говорить: "Мы тебя раньше, парень, читали". Мне неприятно, когда люди говорят "раньше читали", потому что мне еще лет не так, чтобы 80. Сейчас я понимаю, что мой нынешний жанр тоже истощился, и вот не хочется снова доходить до момента, когда начнут подходить люди. Пришло понимание, что надо что-то менять.
– Раз уж мы заговорили о переменах. Вы в 2007 году опубликовали материал, в котором обрушились на блогеров…
– Это блогеры обрушились на меня. На самом деле в публикации я просто пошутил, что блогеры как альтруисты-графоманы убьют таких авторов как я, то есть пишущих за деньги. И блогеры, не разобравшись в иронии, ополчились на меня. Но я и тогда ничего плохого не имел в виду. Хотя нет, на самом деле имел. У меня до сих пор есть предубеждение против социальных сетей. Меня нет ни Вконтакте, ни в Одноклассниках.
– Вы сами писали в материале, что не понимаете, зачем профессиональному журналисту писать в блогах бесплатно. Тем не менее, завели блог.
– Это заразная вещь. То есть сначала я обнаружил, что есть какое-то количество вещей, которые я не смогу опубликовать в печатной прессе, а потом затянуло. Потому что в блогах присутствует фактор общения. Когда ты пишешь для печатных СМИ, не видишь отдачи, это все равно, что плевать в унитаз. Наверное, каждый человек из тех, что пишут, хочет видеть реакцию на свои тексты.
– А блоги – это замена традиционных СМИ, по вашему мнению?
– Да, конечно. Уже сейчас интернет обогнал в России печатные СМИ по аудитории. Печатные СМИ превратятся в оттяжку для снобов. Ну как, например, театр. Есть же театр, и он не умирает. Но он уже – не явление, не то, чем он являлся при Станиславском или "Современник" при Советском Союзе. Просто повод пригласить девушку… или просто "поснобиться" – заказать себе ложу в БДТ. А потом начнет умирать телевидение, лет через десять. Особенно когда оно перейдет на цифровой формат. Эрнст на Первом канале, чтобы привлечь аудиторию до 30, запустил "Прожекторперисхилтон". Но все равно молодые люди канал не смотрят. Зачем, ведь ее можно посмотреть на Ютюбе. Там хорошо – там нет рекламы.
– А интернет-СМИ?
– Они будут держаться. Хотя я бы пока не делил интернет на блогеров и интернет-СМИ – это все еще общее пространство. Но уже сейчас все резонансные новости сейчас идут из блогов. Как там Путин ездил на "Ладе-Калине", как какой-то там чиновник разгромил машину. Другое дело, что это пока помойка. Это огромная помойка, миллионная, в которой нужно копаться, как при золотодобыче. Прокопал две тонны песка и нашел крупицу.
– А не страшно потонуть в этом во всем?
– Мне не страшно. У меня есть своя постоянная аудитория. Она, конечно, маленькая пока.
– Вы планируете ее увеличить?
– Честно, вообще ничего не планирую. Потому что я не понимаю, как это работает. Иногда ставишь какой-то текст, думаешь: "сейчас все пойдут читать и читать", а ничего нет. А тут пару недель назад поставил свой текст 4-летней давности, как я ездил в Эстонию. Бабах – и все повалили. А я ведь просто поймал момент – был какой-то очередной скандал, связанный с Бронзовым солдатом. Но как это работает для меня до сих пор загадка – хотя я давно слежу за интернетом.
– А Вам не было жалко уходить из "Города 812"? Это все-таки бренд – единственный городской журнал.
– Я и уходил как раз, потому что надоело цепляться за бренд. Хочется посмотреть, что ты стоишь без этого бренда. И да, хочется славы. Поэтому у меня появилась задумка создать новый проект – объединить в одном блоге несколько талантливых авторов, которые будут смешно комментировать новости. Проблема в том, что пока нет талантливых авторов, которые на это способны.
– А питерская журналистика Вам не кажется местечковой?
– Еще как кажется. Но проблема ее все же шире. Петербург – специфический город. Здесь люди не читают федеральную прессу – "ну а че мы будем читать, это же москали придумали", и местную не читают – "а че читать про то, как где-то трубу прорвало". И в итоге в Питере не читают вообще ничего. Спросите у любого современного автора: мы живем в городе, в котором люди читают в несколько раз меньше книг, чем в Москве. Причем на душу населения. Это миф, что мы живем в высокообразованном городе. Я поэтому ненавижу всю питерскую интеллигенцию, людей, которые закатывают глазки кверху: "Мы же живем в городе, в котором жил Пушкин, Бродский". Ребята, Бродский умер в Нью-Йорке, хотя обещал на Васильевском острове.
– Может проблема лежит в отсутствии идей в журналистике? Никаких новых идей, никаких новых экспертов, респондентов…
– Журналистика здесь не виновата. Возьмем для примера политическую журналистику. Это как в математике, есть функция и есть производная. Политика – это функция, а производная от нее – журналистика. Какая политика, такая от нее и производная. Возьмите любого из наших политиков, но они ведь ничего не могут сказать, ничего интересного предложить. Журналистам просто не о чем писать. Да и вокруг идейной пустоты что-то может возникнуть только тогда, когда есть огромный общественный подъем. А подъема нет, более того, нет идей, которые могли бы этот подъем организовать.
– А свобода слова?
– Мне наплевать на свободу слова. У меня есть ЖЖ.
– А если и ЖЖ закроют?
– Тогда мне будет не наплевать.
– Как вы отнеслись к своей номинации на "Золотое перо" в этом году?
– Это была случайная, бессмысленная ситуация. Я прекрасно понимал, что я не выиграю ни в одной из двух номинаций. Я даже не приезжал, потому что Гран-при – это несерьезно, а во второй, за лучшую публицистическую работу, я проиграл бы Трофименкову в любом случае. Тема у него такая была – Михалков…
– А Гран-при кому бы Вы дали из тех, кто был номинирован с Вами?
– А кто был?
– Пушкарская, Вышенков и Богорад.
– Я бы дал Богораду.
– Это корпоративное?
– Нет, здесь нет никакого корпоратива. Ведь Богорад работает отдельно, мы никак не пересекаемся. То есть у нас бывают раз в три года какие-нибудь корпоративные тусовки, где мы встречаемся, и все. Просто карикатуристы – они же обиженные "пером". Вот в какой номинации может победить карикатурист? Они же не публицисты, не репортеры, не операторы. А им ведь тоже хочется тысячу долларов получить. Они же не так много зарабатывают. Пушкарская может выиграть как лучший публицист. Мне просто не близко то, что она делает. А вообще деловая журналистика может кому-то и интересна.
– А какая журналистика, по вашему мнению, вообще интересна аудитории?
– Есть темы, которые "прут" всегда, пропирают. Например, можно написать про образование. Вот любой текст про образование напиши: "какой ужас эти ЕГЭ, эти три обязательных предмета". Написал – будет супер. Потому что все люди учились в школе, как правило. Может, только Фурсенко не учился в школе. Можно про здравоохранение. А вообще, сейчас есть огромный запрос на оппозиционность у интернет-аудитории. Недаром все ФСБшники кричат, что надо закрыть все джимэйлы, скайпы и т.д. То есть любой оппозиционный текст будет играть. Но мне кажется, он заиграет лучше, если его привязать опять-таки к вечным темам, к тому же образованию. Не должно быть оппозиционности ради оппозиционности, за ней еще должна быть какая-то проблема. В чем беда нашей оппозиции? Они вещь в себе – они митингуют для того, чтобы им дали возможность митинговать. А ведь глупо в эпоху интернета митинговать, когда ты можешь сделать блог и у тебя будет 10 000 посетителей.
– А не возникает ощущения инфантильности интернет-аудитории? Она как тринадцатилетний ребенок, которому надо попсиховать, и он успокоится.
– Нет, не возникает. Важно, чтобы какие-то вещи входили в сознание людей. Почему случилась февральская революция, которую я ненавижу. Потому что всем людям было вдавлено в головы, что, во-первых, Николай II хочет заключить сепаратный мир с Германией, а во-вторых, нужно сделать так, чтобы он отрекся. Поэтому когда начался банальный солдатский бунт, который легко можно было подавить, он предпочел уйти. И, в принципе, все мысли в этом общественном сознании сводятся к "долой!". Благодаря интернету, в Питере у всех есть мысль, что если Матвиенко уйдет, это будет здорово. Кто бы ни пришел на ее место. Даже, если Кропачев придет, его поддержат, в том числе и оппозиционные партии, потому что больше некого.
– А как быть с мыслью, что мы несем ответственность, когда мы вдалбливаем в молодые головы, а интернет – это большей частью молодая аудитории, горячая…
– Аудитория разная. У меня есть два постоянных читателя, которым за 70 лет. Основная масса – за тридцать. Я пытаюсь молодиться, сленговать, а нифига. Мне 36, и основная масса моих читателей примерно этого же возраста. Возраст – это такая странная субстанция. Мы когда-то общались с Даниилом Коцюбинским на тему слов-паразитов. Он заметил: "в нашем поколении словом-паразитом было "типа того". Мы сомневались, мы анализировали – "типа того". В вашем – "как бы". Это уже постмодерн. А у современного поколения слово-паразит – "короче"". Короче – вот смысл современного поколения. Нужно уместиться в 140 символов. Жизнь как "Твиттер".
Источник: Lenizdat.ru