«Тайны звезд» похож на Шанхай или любой азиатский торговый квартал: выедающее глаза нагромождение пестрых вывесок, табличек, билбордов, знаков и постеров, словно истошно орущих: «Прочти меня!!!! Посмотри сюда!»
Разномастные шрифты, весь спектр цветов, броские заголовки, восклицательные знаки, безумные истории — словом, все то, за что мы любим желтую прессу. На обложке последнего номера (от 5 октября), например, Владимир Путин. Подпись: «Господь послал ему ЗНАК С НЕБЕС!» На деле — у Путина в 1996 году целиком сгорел дом, но алюминиевый крестик не пострадал. Из других важных новостей: «Алла Пугачева и Максим Галкин: Вот наедимся бобов и… ДАДИМ УКРАИНЕ ГАЗ!»; Хью Джекман «засосал» Ивана Урганта; у Анастасии Стоцкой что-то с лицом; Бари Алибасов после пожара выплюнул стакан черной слизи, а София Ротару жалеет, что не родила второго ребенка. Журналу не чужды общемировые тенденции — в старом материале про уход Стива Джобса с поста гендиректора Apple была опубликована инфографика с изображением рака поджелудочной железы в разрезе.
Одна из последних известных обложек журнала была украшена четой Путиных и крупным заголовком «Мой муж — вампир». О том, зачем все это делается, OPENSPACE.RU рассказал главный редактор издания РОМАН ПОПОВ.
— Издательский дом Bauer Media пригласил меня делать журнал. Мне показали издания, выпускаемые издательством в Германии, Чехии и Польше, сказали, что хотят запустить у нас что-то такое. Видели прилавки журнальные в Германии, Финляндии, Чехии? Там журналов, как наш, сорок штук. А у нас сколько? Три? Четыре? Вы сколько конкурентов назвать сможете? Не берем «Твой день» и прочее, потому что это газеты. На данный момент единственное издание, близкое к нам по концепции и столь же успешное, — это журнал «Звезды и советы», но его издает наш же холдинг. Мы тут сидим друг у друга за стеночкой. А с точки зрения журналистики все, наверное, конкуренты друг другу.
— А «Семь дней», «ТВ-парк»?
— Эти журналы в нише телегидов находятся, они конкурируют с телегидами. Если бы у нас была телепрограмма, то у нас здесь была бы другая история. Я не телегид, я желтое издание.
— А «Жара» и StarHit?
— «Жара» много пишет о зарубежных звездах, мы о них ничего не пишем, а StarHit, как мы говорим, более гламурно-глянцевый, они немного пытаются залезать на нашу поляну, но прямым конкурентом нам не являются.
— Как ваши журналисты добывают информацию для своих публикаций? В материале про Машу Распутину, например, у вас написано, что после концерта она подбегает к мужу и говорит ему, чтобы он не беспокоился, что на нее все смотрят, потому что «они могут смотреть, но только ты можешь иметь».
— А вы как ее добываете? Звонят, читают, ходят, иногда что-то в интернете вычитаем, иногда нам звонят, рассказывают, иногда продают, иногда сливают, иногда по дружбе достается. К тому же кто вам сказал, что журналист не мог стоять за кулисами рядом со звездой и услышать это все? Надо спросить моих журналистов, я не знаю, где они это берут. Я им верю просто.
— В суд на вас подают?
— Один раз только было, но мы разобрались полюбовно. Там была распечатка телепередачи, и при сокращении журналист некорректно сократил текст, в результате чего возникла формулировка на обложку, которая цепляла ребенка Лолиты. Предполагаю, что журналист это сделал по неопытности. Мы с Лолитой мирным путем разобрались в этой ситуации — предоставили ей четыре разворота. На первом она рассказала все, что о нас думала, в этом же интервью я перед ней публично извинился, она мне, как руководителю, вставила. На этом мы посчитали, что инцидент исчерпан. Мы свои ошибки охотно признаем — ошибок не совершает тот, кто ничего не делает. Что такое журналистский труд? Люди приходят утром на работу, а у них 60 чистых журнальных страниц. И им нужно это пространство заполнить. И нужно, чего бы ни стоило, эти 60 страниц сдать. А тебе пытаются врать, использовать, манипулировать, на тебя валится огромный поток информации. Ты в этой информации, придавливаемый цейтнотом, пытаешься разобраться и выдать продукт. Ошибок здесь не избежать. Для работающих в онлайне это еще страшнее — счет идет на секунды. А у меня здесь не сто человек, а четыре. Я бы хотел, чтобы у меня, как в советское время, великий журналист садился на три месяца и писал очерк. За это время он мог бы проверить всю информацию, изложить все свои мысли, подобрать все слова и даже залезть в словарь и посмотреть значения слов, которые он использует. Я бы хотел так, но нет у меня трех месяцев: мои сотрудники должны каждый день что-нибудь написать. А потом возникают ошибки, и весь вопрос в том, как их разруливать.
Вот пример. Человек заболел. Идут слухи об этом, все говорят. Как проверить? Звонить врачам и покупать справки? Неэтично и противозаконно. Родственникам звонить, мучать их? Вы, скорее всего, будете писать, основываясь на этих слухах, берете на себя риск. Разумеется, вы пытаетесь как-то эту информацию подтвердить — звоните людям, спрашиваете, узнаете. В большинстве случаев выясняется, что вы были правы. И как надо было поступать? Писать или нет? Это всегда такой клубок вопросов, на которые редакции по ходу приходится отвечать.
— То есть звезды ваш журнал читают?
— Читают. Звонят часто — вы же знаете, что главным редакторам часто звонят. Комментируют, рассказывают, поправляют, если что-то не так; благодарят, если интервью хорошее получилось.
— Скажите, не кажется ли вам, что желтая пресса есть, по-большому счету, создание новостей из ничего? Например, у вас здесь есть целый разворот о том, как Алла Пугачева шла-шла, затем споткнулась на лежачем полицейском и чуть не сломала ногу.
— А вы видео видели на нашем сайте? У нас там два ролика висят, снятые с двух сторон. Пугачева там говорит: «Черт! Чуть последнюю ногу не сломала». Это ее цитата, ее прямая речь. С тем же успехом я мог бы вынести в заголовок «Алла Пугачева: я чуть не сломала последнюю ногу», что, кажется, «Московский комсомолец» и сделал. Мы об Алле Пугачевой пишем в каждом номере, причем по многу раз. Это есть у Владимира Константиновича Мамонтова в его колонке в «Известиях», где он рассказывал о встрече с Пугачевой в «Комсомольской правде». Он рассказывал, что «КП» выпустила много номеров с Пугачевой на обложке и все эти номера продались на ура. Пугачева на обложке, материалы о Пугачевой — все это очень востребовано, читабельно, хорошо продается. Мы пишем о ней в каждом номере, раз в месяц она у нас на обложке, и я могу сказать: за те четыре года, что мы существуем, все люди, которым интересна Пугачева, читают «Тайны звезд». Из этих людей 60 процентов — это фанаты. А фанатам надо знать все — каждый шаг, каждый вдох, каждый ах, каждый ох. Всё. Мы, имея эту ситуацию, это видео, эти слова, знания о том, что у нее сахарный диабет, о чем она сама нам в двух больших интервью рассказала, мы сделали такую раскадровку. Эти люди будут рассматривать фотографии, видео и думать: «Как же там, в Ялте, нашу Аллу не уберегли?»
— Роман, зачем вы пишете в скобочках возраст каждого упоминаемого человека?
— Так делают все западные желтые издания точно, не знаю, как остальные. Мы раньше писали прописью возраст, сейчас решили посмотреть, что будет, если писать возраст в скобочках. Мы третьи, кто стал так делать, — были еще «Звезды и советы» и «Папарацци». Считается, что это интересно знать, сколько лет звезде и человеку, о которых ты пишешь.
А зачем вы указываете в текстах о том, что разбойное нападение совершил 23-летний молодой человек? Вот затем и мы указываем возраст звезд! А вообще, очень многие вещи не связаны ни с чем. Если во всем искать железобетонную логику, то из этой профессии надо уходить на хрен. Хороший журналист — это маленький писатель, продавец эмоций. Вы должны пропустить историю через сердце, пережить ее и зафигачить такой материал, чтобы людей цепляло. Вы должны эмоции пережитые отдавать людям буквами. Если вы умеете так делать — вы хороший журналист.
У вас в этот момент что, логика включена? Так что пока претензий про возраст в скобках у нас не было.
— А восклицательных знаков почему так много?
— Да? Я знаю, что у нас много многоточий, с чем я старательно сражаюсь. Наверное, авторов переполняют эмоции, радостно им. Журналисты же это всё пишут — они, может, хотят поделиться эмоциями, чувствами на весь мир. Может быть, эти знаки выполняют у нас роль смайликов. Не задумывался над этим. Вот точно знаю, что борюсь с многоточиями — за ними обычно должна идти загадочность, а не банальность.
Вообще же мы пишем на одном с народом языке: используем просторечие, разговорную речь, матерную речь, если ее использовали звезды. Я запрещаю в журнале публиковать умные слова без объяснений и писать рецепты чего-то со спаржей. Нет в провинции спаржи! Ее в Москве-то искать надо, чтобы купить. В Уфе креветки появились только десять лет назад, куда там спаржа.
— Что вы знаете об этих людях? Кто они? Кто вас читает?
— Обычные русские люди — от Москвы до самых до окраин, до самых северных морей. В основном, конечно, женщины, у которых жизнь сводится к работе, готовке и поездке на дачу. Мы для них приоткрываем дверь в чудесный мир звезд, открываем все тайны звезд. Не забывайте также, что вторую часть журнала занимает блок советов — здоровье, семья, дети, рецепты, юридические советы. И эти советы людям помогают — чаще всего нам пишут о том, что наши советы людям помогли.
— Часто читатели в редакцию обращаются?
— У меня здесь справа, на столе, есть телефон, на который звонят читатели. Когда секретарша занята или обедает, я снимаю трубку и общаюсь с народом. Недавно звонила сумасшедшая бабушка и угрожала, что подаст на меня в суд за якобы изнасилование, если мы не прекратим писать плохо про ее любимого актера Домогарова. Требовала его не трогать. Другой человек предложил вызвать дух Людмилы Гурченко. Вызвали. Взяли интервью. Звонили и спрашивали, зачем мы в рубрике «Кремлевский кот Дорофей» написали, что Путин гад. Мы написали тогда от имени кота: «Путин, гад, не привез мне рыбки». «Зачем вы так? Это же Путин, он наш премьер-министр», — говорили люди.
— Вы, я смотрю, часто о политиках пишете? К чему это?
— О Путине и Медведеве. Иногда о Жириновском, потому что он яркий. Но пишем, не касаясь политики, нас интересуют какие-то бытовые вещи.
— Но вот скажите, Путин и Медведев — они звезды? Или они просто давно уже стали постоянными героями таблоидов и желтой прессы?
— Но а разве ж они не звезды? Сейчас у меня вышла статья про Стива Джобса, он звезда бизнеса. Есть звезды спорта. Есть звезды журналистики — Катя Гордон яркий тому пример. Когда она сцепилась с Ксюшей Собчак, то чего ж об этом не писать?
— То есть Путин и Медведев для вас такие медиаперсонажи, интересные своими делами, не связанными с политикой?
— Да. У нас страна и так по уши в политике, я не уверен, что, если и мы будем об этом писать, люди будут нас читать. Если хотят политики, пусть «Новую газету» и «Коммерсантъ» покупают. У нас другая задача: мы народ, информируя, развлекаем. И советы даем. Нас люди покупают не для того, чтобы подумать, куда пойдет Россия, а для другого. Людям всегда было интересно узнать, кто сидит в Кремле, — и во времена Брежнева, и во времена Хрущева. Всегда слухи ходили и люди любили обсудить, что носят, едят и на каких машинах ездят наши правители. Эти вещи всегда народ интересовали — с точки зрения восприятия лидеров не как небожителей, а как обычных людей: а какие они на самом деле? Вот мы, насколько это возможно в нашей стране, и пытаемся ответить на эти вопросы. Если их действия вписываются в такой подход, то мы пишем об этом. Смотрите, прикольно же, что Путин нырнул с аквалангом и достал амфоры. Я сам занимаюсь дайвингом и нырнуть смог с пятого раза, а что-то там достать, даже если мне в туристических местах что-то подсовывают, это еще тяжелее. Пусть Обама попробует так нырнуть. В этом плане он молодец. И на дно Байкала спустился, и на истребителе полетал. Вы сможете на истребителе полетать и не облевать от крутых виражей всю кабину? Это просто подвиг мужика. В нашем государстве столько было старых, пьющих, немощных лидеров, а сейчас наконец-то есть молодой, здоровый, красивый, летает на истребителе, спускается за амфорами. Жизнь Владимира Владимировича Путина, его биография интереснее биографии Медведева — хотя бы потому, что они родились в разных семьях. Один в рабочей, другой в академической, первый был чекистом, работал в разведке. С точки зрения рассказа о судьбе человека — и это вам любой писатель скажет — жизнь у него закручена интереснее. Про Путина можно снять фильм а-ля Агент-007, а про Медведева нельзя. А остальные их действия мы и так знаем и чувствуем — либо пенсия у тебя подросла, либо нет.
— Это правда, что в прошлом году вы с молотка пустили экземпляр вашего спецвыпуска 2008 года, целиком состоящего из материалов про Путина?
— Да, был такой номер. Мы рассказывали о том, кто Путин такой, что он ест, какие у него отношения с женой, какие у него дочки, какие мистические события происходили в его жизни, как в Гамбурге он сходил в стриптиз-клуб. Мы собрали это по его книгам. Плюс еще два постера в номере было. Это был первый год нашего существования, и про нас тогда даже Independent полстраницы написала. Про Медведева мы не смогли такой номер сделать — фактуры не набралось. А вот про аукцион — неправда!
— У вас недавно был номер с Путиным и Людмилой Путиной на обложке и большим заголовком «Мой муж — вампир». Что это было?
— Это был материал из того спецномера. Лето — тихо, событий нет, так что мы взяли тот материал и поместили его на обложку.
— Кто и для чего придумал рубрику «Кот Дорофей»?
— Я придумал. Цель та же. Сначала была рубрика «Собака Кони», но потом ей на смену пришел «Кот Дорофей». Это кот Дмитрия Медведева. Он у нас, типа, кремлевский эксперт. Рассказывает про жизнь обитателей Кремля.
— Вы тут пишете постоянно «Дядя Вова Путин» и «Дядя Дима Медведев».
— Ну а как еще? Это же кот. А коты сами по себе ходят. И отношение к хозяевам у них потребительское: консервов бы мне, поесть-попить. А вас смущает это, да?
— Да нет, просто смотрится дико.
— Знаете, у нас в журнале много что смотрится дико, но меня это не смущает: пусть смотрится дико, но не серо. Читатели меж тем просят рубрику расширить. Не всегда, конечно, она интересно получается. Если возвращаться к желтой прессе, то получается так: если народ любит звезду, то писать гадости про эту звезду не стоит, иначе народ не будет твой журнал покупать. И наоборот.
Мы должны излагать точку зрения нашей аудитории, наших читателей. Дорофей тоже позволяет себе иногда оценки, и оценки эти сложены из оценок и отношения наших читателей. А люди, которые нас читают, видят, что мы пишем — как они думают, поэтому они нас будут покупать. А будем писать, что у нас плохая власть, тогда и тиражи у нас будут как у «Новой газеты». Знаете, почему у оппозиционных изданий маленькие тиражи? Потому что наша власть реально пользуется поддержкой народа. Потому что по сравнению с тем, что было, когда за колбасой приходилось в очереди стоять, а потом в 90-е было страшно на улицу выйти, стало лучше и зарплаты и пенсии выросли. Все проблемы не решили, но лучше стало.
Так что мы пишем так, как думает большинство наших читателей, и о том, что интересно большинству. А не о том, что нравится Роману Попову. Если бы я мог делать журнал, который хочу, то это был бы журнал про дайвинг и попугайчиков.
Егор Мостовщиков
Источник: OpenSpace.ru