По одним оценкам, объём данных в мире удваивается каждые четыре года. По другим – за последние 30 лет человечество создало столько же информации, сколько за три предыдущих тысячелетия. В любом случае всё это свидетельствует о лавинообразном росте её потребления. О том, какую роль в этом процессе играют современные СМИ, почему не надо бояться социальных сетей, а также как изменится жизнь людей в недалёком будущем, корреспонденту «Конкурента» накануне Всемирного дня информации, который отмечается 26 ноября, рассказал заместитель генерального директора РИА «Новости», руководитель Медиа Лаборатории РИАН Василий Гатов.
Время медиа
Один из подсчётов учёных Калифорнийского университета показал, что только годовой объём бизнес-информации, обрабатываемой в мире, сегодня составляет 9,57 зеттабайт (9 570 000 000 000 000 000 000 байт). Чтобы представить, что это за объём, достаточно сказать, что её обработкой сегодня занимаются около 27 млн. серверов. Если же перевести все эти данные в печатный вариант, получится стопка книг высотой около 8 млрд. километров (для сравнения: расстояние от Земли до Солнца составляет всего 150 млн. километров).
На этом фоне вывод о том, что среднестатистический пользователь Интернета сегодня потребляет в неделю около 100 часов медиа, которые включают в себя всё – от книг до надписей на стенах, кажется вполне естественным. Так же как и то, что рядом с нами есть люди, большая часть жизни которых проходит в процессе поиска и создания новых сведений.
– Если предположить, что человек действительно потребляет 100 часов медиа в неделю, разделить это количество на семь дней, то получится, что в среднем мы смотрим телевизор, слушаем радио, проводим время в Интернете по 14 часов в сутки. Не много ли?
– Совокупное медиа-давление на человека сегодня действительно составляет около 100 часов в неделю. При том что всего в неделе 168 часов. Но не стоит забывать, что часть медиа вы потребляете имманентно, не заостряя на этом внимания. Когда едете в автобусе и слушаете радио или смотрите на наружную рекламу. То есть, к примеру, вы посмотрели на вывеску, и, поверьте, акт медиа-потребления состоялся, потому что вы так или иначе эту информацию всё равно получили. Причём эти потоки всё время накладываются друг на друга.
Впрочем, постепенно всё идёт к тому, что это давление будет ещё больше. С другой стороны, количество медиа-источников, которые могут попадать в поле зрения человека и становиться объектами потребления, тоже ограничено. Пока у меня нет ясной гипотезы, где этот предел, но, скорее всего, прав Данбар и он ограничивается числом Данбара (ограничение на количество постоянных социальных связей, которые человек может поддерживать, лежит в диапазоне от 100 до 230. – «Конкурент»), так же как и количество людей, с которыми вы коммуницируете.
– У нашей страны есть какие-то особенности в части развития темпов потребления информации? Потому что порой кажется, что мы сильно отстаём от остального мира в плане технологий.
– Если мы в чём-то и отстаём, то только потому, что наша страна очень неравномерно богата и неравномерно бедна. При этом самое эффективное развитие технологий, как правило, происходит в обществах относительно плоских с социальной точки зрения. Скандинавские страны – яркий тому пример. Потому что там за счёт ценностных или налоговых моделей выравнивается социальная среда. Поэтому Скандинавия настолько сильно опережает весь мир в освоении технологий. У них децильный коэффициент (отношение совокупного дохода 10% самых богатых к совокупному доходу 10% самых бедных. – «Конкурент») самый низкий в мире. В Америке другая ситуация: там освоение технологий на западном и восточном побережье идёт быстро не потому, что там этот коэффициент низкий, а потому, что там просто много богатых людей.
– Значит, делить технологии сегодня надо не по географическому, а, скорее, по социальному принципу?
– Я бы так сказал: в потребителе гораздо важнее не то, где он живёт, а то – кто он. Сегодня доставить до потребителя любую технологию, а связи особенно, гораздо проще, чем кажется. Остаётся вопрос, может ли он за это платить или есть ли кто-то, кто за это заплатит.
– У нас есть какие-то территориальные и социальные особенности в части освоения новых технологий?
– Давайте так скажем: сегодня в России три страны. Хотя они размыты по всей территории государства, но их реально три. Одна – это Россия, которая, условно говоря, живёт в абсолютном синхроне даже не с Восточной Европой, а с Западной. Это какие-то куски Москвы, Питера, Нижнего Новгорода, Иркутска, любого более-менее крупного города. Причём это разграничение идет отнюдь не в географии, а в менталитете. И люди, живущие в этой первой России, уже абсолютно точно это понимают, политически и экономически находясь в другой зоне.
Есть вторая Россия, она ничем не хуже и не лучше предыдущей. Просто она более зациклена на себе, больше обращена внутрь – в отношении к политике, к социальным трендам, к технологиям. Эти люди как бы всё могут, но не очень хотят. Тут проблема не в том, что они не могут чего-то себе позволить или у них чего-то нет, а в том, что им, скорее всего, просто лень, или не вовремя, или вообще всё это не надо. И вот это настоящая Россия. Этого типа большинство, причём большинство активного населения.
И есть третья Россия, которая живёт в позапрошлом веке. Это люди, жизнь вокруг которых за последние 100 лет не изменилась ни малейшим образом. Это территории, которые не затронул социальный прогресс или где идёт социальный регресс. В качестве примера можно взять даже ваши края: там есть территории, которые очень активно развивались до определённого момента. А потом по причине падения спроса на определённые ресурсы или ухудшения дорог, хотя, может, их там никогда и не было, эти территории начали деградировать. Впрочем, вот такие регрессные территории – это большая проблема всех больших стран.
Локальный интерес
– Какая информация больше всего сегодня интересует людей?
– Очень странная. Но это с одной стороны. С другой – люди не перестают интересоваться вещами, которые находятся близко к ним. Потому что все мы так или иначе интересуемся местом, где живём – своей окружающей средой, людьми, которые либо являются нашими друзьями, либо потенциально могут ими стать.
Впрочем, спрос на подобную информацию всегда примерно одинаков. Он может варьироваться в зависимости от половозрастной структуры. Чем более молодой город, тем меньшее внимание вы получаете к локальным проблемам. И тем большее – к социальным. В случае, если город старый, вы, наоборот, получаете очень большое внимание к локальным проблемам, потому что мобильность людей с возрастом резко снижается. Простой пример: даже живя в небольшом городе, вы за день можете накрутить по нему 50 километров. А ваша бабушка – в лучшем случае 10. Даже если она будет очень активной, она будет жить в пределах этой своей так называемой 10-километровой зоны. Отсюда и интерес к локальным проблемам.
– А можно ли вообще в такой большой стране, как наша, говорить о каких-то средних показателях интереса?
– Дело в том, что вы всегда имеете дело с фактом аудитории, то есть знаете, что было популярно в прошлом году, вчера, минуту назад. Это всегда рейтинг в прошлом. Таков рейтинг телевизионной программы, которая вышла. Она уже ушла, её больше нет. Её посмотрело определённое количество людей. При этом на улице был дождь, делать было нечего. Именно поэтому у неё был такой рейтинг. То есть помимо фактора, что это хороший и интересный контент, есть ещё огромное количество факторов, которые влияют на рейтинги и другие подобные показатели. В первую очередь это, конечно, относится к телевидению.
Когда же речь заходит о менее массовых средствах массовой информации, то там начинает иметь значение то, насколько хорошо вы понимаете, кто прочитает новость, которую вы в данный момент пишете.
– Аудитория современных СМИ – она какая?
– Современного пользователя больше не интересует ассортимент информации, которую предлагает то или иное СМИ. Пользователь сейчас приходит на конкретную информацию. И его туда приводят Google News, «Яндекс Новости», «Рамблер», RSS-агрегатор, ссылка в e-mail’e или соцсети и так далее. То есть та новость, которую вы выдали, то, как она выглядит, как она поставлена в контекст события, только она продаёт конкретному потребителю ваш сайт. А всё остальное, в том числе ваша первая страница, её устройство, просто должно быть удобным или хотя бы не противным. Потому что оно никогда не продаст то, что у вас там есть внутри. Подсчитано, что рубрикатор сегодня обеспечивает всего 3% переходов.
– Какие выводы можно из этого сделать?
– Из этого есть два вывода. Либо ты идёшь за пользователем, анализируешь, на какие новости он чаще всего приходит и почему. Причин тут, как правило, две. Первая – что ты просто так расположил слова в тексте, что их нашёл поисковик. Своевременно, удачно, оригинально и релевантно. Вообще вокруг этого целая наука, которая вас как журналиста не должна занимать. Это работа технологов. А вторая причина заключается в том, что ты настолько удачно выдал конкретный материал, что им захотели поделиться. Это может быть классный текст или удачное совпадение цепляющего заголовка и интересной картинки, притом что текст дальше может быть вполне обычным. Но люди уже начинают им делиться.
Сегодня, по стандартам Google, до 8% переходов на сайт обеспечивают социальные сети. Если вы хорошо социализированы и у вас большое количество поклонников в Интернете, это количество может доходить до 40%. И тогда новости уже потенциально могут становиться предметом цитаты в сетях, причём достаточно массовой. Я плохо себе представляю интернет-мир Иркутска, но думаю, что он не может быть маленьким. У вас много студентов, у вас довольно богатый город по сравнению с другими среднероссийскими городами такого же размера. Поэтому, полагаю, у вас должны быть немаленькие социальные сети. А это значит, что если одна ссылка даёт у вас 30–40 упоминаний в соцсетях, то вы должны получить 7–10 тысяч заходов на эту новость.
Плюс тут есть маленькие хитрости. Например, Иркутск – это город-донор, он всё время отдаёт население. Это значит, что у вас много иркутян, живущих в других городах. Таким образом, ваши локальные новости могут быть поставлены в контекст интересов ещё миллиона человек, которые ассоциируют себя с Иркутском, но не живут там. В результате вы получили ещё более сильное эхо. А всё потому, что люди всегда будут испытывать ностальгию. Это даже интерес не к месту в целом, а к чему-то конкретному: к своей школе, к местному спорту. И я думаю, что для таких хабов, как Иркутск, который собирает население с довольно большой территории, а потом отправляет его дальше, нужно учитывать этот фактор.
Информация к размышлению
– Если говорить очень упрощённо, мир сегодня можно разделить на тех, кто активно использует все современные средства коммуникации и получает от этого удовольствие, и тех, кто принципиально от них отказывается. Причём количество вторых, хотя они по-прежнему в меньшинстве, постепенно растёт. Но отрицать, что такие явления, как эскапизм, набирают обороты, уже нельзя. В связи с этим и возникает вопрос: а зачем нам столько информации? Мир не сходит с ума?
– Вообще это довольно серьёзный философский вопрос. И он скорее не об информации, а о месте человека в мире. По большому счёту, человек крайне несовершенное животное – слабое, незащищённое, порочное, плохо мотивируемое. Но при этом оно обладает самым совершенным в мире компьютером. У каждого из нас – будь то умный или тупой, способный или бездарный – есть вся мощность человеческого мозга. И всё, что мы до сих пор создали, ещё не приблизилось к возможностям одного человеческого мозга. Подчёркиваю – одного! А нас семь миллиардов.
Поэтому способность к активному познанию, к формулировке задач – это главная способность человека. И его место в современном мире совершенно очевидно. Добавьте к этому одну простую вещь, что в следующие 30 лет во всём мире, развитом и неразвитом, произойдёт сильный рывок роботизации. Мы его уже имеем, но не везде видим этих роботов. Они уже есть на транспорте, в медицине, связи. Дата-центр Google – это такой город на границе Санта Клары (административный округ в США, штат Калифорния, на территории которого расположена Силиконовая долина. – «Конкурент»), размером шесть на девять километров. И в этом гигантском пространстве работают 500 человек. Всё остальное делают роботы. То, что мы видели в кино 10 лет назад, сегодня где-то уже стало реальностью. Так что постепенно становится доступной технология, которая позволяет человеку не тратить время на то, что не является общением человека с человеком или мыслительной деятельностью. Поэтому в более продолжительной перспективе, к примеру, следующих 50–100 лет, нам нечем будет заниматься, кроме двух вещей: либо общаться друг с другом и в этом общении получать удовольствие, размножаться, решать социальные проблемы, потому что никакие роботы и никакие технологии за нас их не решат, либо придумывать что-то новое, что ещё можно сделать.
– Информация в этом случае – это такой побочный продукт прогресса?
– Понимаете, прогресс с регрессом всегда ходят рука об руку. На любой прогресс всегда есть отрицательная реакция. И когда в качестве аргумента говорят, что наряду с развитым современным миром есть, например, африканские страны, где нет воды, еды, проблемы с медициной и так далее, то тем самым только это подтверждают. Потому что страсть к прогрессу там астрономическая. А в развитых странах, наоборот, есть тенденция, что всё, надо остановиться, мы зашли слишком далеко.
И ваше ощущение, что мир сходит с ума от количества информации, которую мы потребляем, возникает просто потому, что вы живёте в первой России или вынуждены по работе в ней жить. Вы, может быть, этого и не хотели бы, но вынуждены. На вас сваливается переизбыток информации, и это пугает. Хотя на самом деле большинство этих технологий дружелюбны, они сами к нам в дверь не идут. Они стоят у дверей и ждут, когда мы их пустим. И даже если они прорываются в наше пространство, то, как правило, в итоге каждый человек понимает, что в долгосрочной перспективе они делают его жизнь лучше.
Простой пример. Когда вы родились, мир пластиковых карт уже существовал. А у меня он рождался на глазах. И я очень хорошо помню, как трудно на концептуальном уровне карточка входила в сознание как замена наличных денег. Но её никто не навязывал. Где-то она была доступна, где-то нет. Потом стала доступна повсюду.
– То есть вы предпочитаете смотреть на эти события с оптимистичной точки зрения? Потому что обычно, когда речь заходит о техническом прогрессе, люди, напротив, говорят, что мы все скоро вымрем.
– В этом смысле я категорический оптимист. Пессимист я в другом – в том, что, к сожалению, эти гигантские возможности, которые открываются сегодня, не осознаются большим количеством людей. Чтобы понять это, посмотрите на своих бабушек и дедушек. Людям вашего поколения через четверть века будет по 50 лет. И при этом вы будете намного моложе физически, чем ваши родители или ваши бабушки и дедушки в этом же возрасте. По нескольким причинам: во-первых, вы родились от поколений, которые были здоровее. Во-вторых, на ваше детство пришлось гораздо меньше серьёзных заболеваний. Вас лечили гораздо более совершенными лекарствами. Вам сделаны прививки от подавляющего числа болезней. В большинстве случаев вы даже не могли ими заболеть, потому что вторичный иммунитет, который успел выработаться, ещё сильнее защищает вас. Вы живёте в обществе, в котором уже появился культ здорового образа жизни. Вы питаетесь лучше, чем ваши родители. И что самое главное – вы живёте в эпоху профилактической медицины, которая пытается предугадать, чем вы заболеете. Чем не повод для оптимизма?
Татьяна ПОСТНИКОВА
Источник: Конкурент