Перед летними каникулами депутаты Госдумы приняли сразу несколько резонансных законопроектов: о запрете рекламы на платных каналах, о возвращении рекламы пива на телевидение и о размещении персональных данных отечественных интернет-пользователей на серверах в России. Инициативы были приняты молниеносно, буквально за пару недель, без детального обсуждения с индустрией. Теперь телеканалы и интернет-компании пытаются понять, как выживать в новых условиях. Непросто придется и обычным пользователям: с 1 августа вступает в силу закон, который фактически приравнивает популярных блогеров к СМИ.
Замглавы Минкомсвязи России Алексей Волин рассказал Forbes, кому невыгодно возвращение рекламы пива, как интернет-индустрия «кошмарит» сама себя и почему на российском ТВ нет пропаганды.
— С чем связано столь стремительное принятие законов в области интернета и СМИ? За две недели, без обсуждения с индустрией и даже без отзывов правительства.
— Это вы Думу спрашивайте, мы на кофейной гуще не гадаем. Правительство, действительно, на «рекламные» законопроекты официальный отзыв составить не успело. Но те министерства и ведомства, которые высказаться успели, в целом их поддерживали.
— Не кажется ли вам, что происходит лоббирование чьих-то интересов? Сенаторы открыто говорили, что возвращение рекламы пива делается в интересах пивных компаний.
— Не слышал такое от сенаторов при обсуждении законопроекта в Совете Федерации. И вообще, известные пивные производители не сильно страдают от отсутствия рекламы — наоборот, это закрывает выход на рынок для новых брендов. Но снятие запрета на рекламу пива полезно для медиаиндустрии. Я неоднократно уже говорил, что мы пережали рынок рекламного регулирования. Мы не можем сокращать расходы государства на СМИ и при этом пережимать рекламу. Тем более в условиях падающего рекламного рынка.
— В законопроекте о хранении персональных данных на серверах в России, в свою очередь, возможным выгодоприобретателем называют «Ростелеком», к которому все сейчас пойдут арендовать дата-центры.
— Да, как участнику национальной индустрии закон, в том числе, выгоден и «Ростелекому». Но российская индустрия дата-центров — это не только «Ростелеком». Есть и другие игроки. Поэтому закон выгоден индустрии в целом.
— Приведет ли этот закон к тому, что часть интернет-бизнеса, дата-центры которого расположены за рубежом, уйдет из России?
— Нет. Это приведет к тому, что они откроют дата-центры здесь. У крупных игроков с хорошей клиентурой издержки точно покроются доходами.
— Насколько интернет-индустрии удается диалог с законодательной властью?
— Прекрасно им все удается. Был целый ряд законопроектов, которые были остановлены. Когда индустрия, обеспокоенная вариациями закона о борьбе с пиратством, обратилась к [первому вице-премьеру РФ Игорю] Шувалову, реакция Игоря Ивановича была незамедлительной. Проблема в том, что интернет-индустрия часто сама себя «кошмарит», начинает придумывать, как может быть, если буквально начнет применяться закон.
— Потому что закон принимается в таких формулировках, что трактовать его можно как угодно.
— А вы не трактуйте, вы живите. Для того чтобы убить, закон не нужен. Но убивать-то никто не собирается.
— Нуждается ли интернет-отрасль в дальнейшем регулировании?
— Я придерживаюсь идеи нормотворческого минимализма. Но отрасль привыкла к тому, что на нее не обращают внимания, от всех замечаний только отмахивалась. Десять лет назад интернет был уделом молодых и амбициозных хипстеров. А теперь он пришел в маленькие города, к пожилым людям. Интернет перешел в разряд массового продукта, стирального порошка Tide, и к нему увеличились требования. Потому что массовый продукт всегда консервативен.
Когда государство занимается регулированием интернета, среди прочего, оно реагирует на общественный запрос. У нас, правда, значительная часть избирателей вообще запретила бы интернет к чертовой матери. Так что правительство, в очередной раз, на деле оказывается единственным европейцем.
— Вы говорите, что одна из основных задач министерства — повышение конкурентоспособности российской индустрии. Почему тогда вы никак публично не вступились за «Яндекс», когда «Яндекс.Новости» пытались приравнять к СМИ?
— Мы вступились за «Яндекс». Мы написали на этот законопроект отрицательное заключение. И поддерживали индустрию, когда она объясняла, что не надо приравнивать агрегатор новостей к СМИ. Наша аргументация заключалась в том, что если идти таким образом, то надо каждый киоск, где продаются газеты и журналы, тоже считать СМИ.
— Почему ваше отрицательное заключение не сработало при принятии закона о блогерах, которых приравняют к СМИ?
— Значит, говорили недостаточно убедительно. Но раз теперь закон принят, какой смысл его обсуждать. Роскомнадзор точно не собирается удушить всех блогеров. Более того, я знаю, что наши блогеры точно найдут способ, как выжить.
— То есть многие законы, которые сейчас принимаются, можно обойти?
— У нас население умеет относиться к законам творчески. И бизнес тоже.
— Разве задача министерства не в том, чтобы их нельзя было обойти?
— Задача Минкомсвязи — повысить конкурентоспособность индустрии и обсудить с ней, как жить с уже принятыми законами. Продумать подзаконные акты. А законы — все же больше к парламенту.
— Почему не обсуждать это все с Госдумой до того, как законы принимаются? У всех же это вызывает кучу проблем.
— Не всегда получается. Но часто диалог ведется. И индустрия в нем активно участвует.
— По-вашему, блогеры должны нести ответственность за информацию, которую они публикуют?
— Нет. Если у вас личный блог, то вы можете писать в нем все что угодно. Мы реалисты и понимаем, что подавляющее большинство блогеров, которые пишут про кошечек и собачек, точно не попадает под определение журналиста — то есть, профессионально подготовленного человека, который несет полезную информацию.
— А если блогер пишет, сколько, допустим, стоит дача [замглавы администрации президента РФ Вячеслава] Володина?
— Здесь уже, извините меня, не блог. В интернете действуют те же самые законы, которые действуют на территории Российской Федерации. Если вы пишете слово из трех букв (не «мир») на автобусной остановке, вас могут отвести в отделение полиции. Если вы выступаете с клеветническими заявлениями в адрес какого-либо человека — в интернете, на заборе или в общественном месте, — у вас одинаковая ответственность.
— Должны ли, в свою очередь, госканалы нести ответственность за пропагандистскую и ложную информацию — например, об Украине?
— У нас нет статьи, которая бы давала определение ложной информации, равно как я не наблюдаю никакого чрезмерного пропагандистского рвения со стороны госканалов.
— А сюжет про распятого мальчика на Первом канале?
— Но это же были слова очевидца, это же не сказал ведущий канала. Каким образом вы предлагаете проверять информацию, которую вам сообщают в интервью?
— Спрашивая у других людей. Вот журналисты других СМИ опросили жителей Славянска.
— Да, они не получили подтверждение, но и Первый канал больше этот сюжет не показывал, все нормально. К тому же человека, который бы сказал, что такого не было, пока тоже не нашли. Вообще, если вы будете очень долго сомневаться, вы не успеете в эфир.
— Как человек с опытом работы в АПН, по сути, пропагандистской структуре…
— Какой пропагандистской структуре? Мы давали объективную информацию о жизни Советского Союза.
— И все-таки как опытный пропагандист, как вы оцениваете современное пропагандистское телевидение?
— Как опытный пропагандист я не могу сказать, что вижу на телевидении пропагандистов. Вообще, пропаганда возможна только в условиях тоталитарного общества, когда у вас ограниченное количество источников информации и вы не можете получить альтернативную точку зрения. Российские граждане без особого труда всегда могут получить альтернативную точку зрения.
— Кстати, об альтернативной точке зрения. Запрет рекламы на платных каналах может убить многие неэфирные каналы. В интервью телеканалу «Дождь» вы говорили, что этот запрет — отражение желаний самой индустрии, что кабельные каналы и операторы обсуждали эту инициативу весь последний год. Но многие представители индустрии говорят, что такого обсуждения не было.
— Они лукавят. О необходимости двух чистых моделей — абонентской и рекламной — мы говорили с ними с зимы. Идея была следующая: если канал существует по рекламной модели, он должен подключаться бесплатно, а при абонентской модели кабельная сеть должна делиться частью прибыли, полученной от подписчиков, с телеканалом.
— Откуда тогда резкая реакция со стороны и каналов, и операторов?
— Я не вижу резкой реакции. Самые крупные игроки рынка не возмущаются.
— А открытое письмо операторов и каналов на имя президента? Выступила ассоциация кабельных телеканалов (АКТР), выступил «Триколор».
— «Триколору» вообще должно быть без разницы, потому что его бизнес заключается вовсе даже не в том, чтобы обслуживать абонентов, а в продаже оборудования. Вообще, в отношении кабельных операторов любой прогноз покажет, что ARPU (средняя выручка на одного пользователя — Forbes.) возрастает при таком подходе, потому что кабельщик вынужден будет больше брать с абонента.
Если говорить про ассоциацию кабельщиков, там разные точки зрения. Глава ассоциации Юрий Припачкин, кстати, не выступал против, только сказал, что нужно формулировку уточнить. Крупные телевизионные каналы не возражают, региональные тоже. Для региональщиков это вообще спасение. У них есть эфир и они бесплатные, поэтому на них ограничения по рекламе не ложатся. Зато у региональных каналов колоссальные затраты идут на то, чтобы произвести собственный контент, и они оказываются в неравных условиях с заграничными нишевыми каналами, контент которых формируется за рубежом.
— Тем не менее, из-за законопроекта пострадают небольшие российские каналы, а как раз крупные зарубежные компании вроде Viasat или Viacom — в меньшей степени.
— Мне не кажется, что у каналов должны возникнуть какие-то чрезмерные сложности, потому что часть проблем совершенно спокойно решается при помощи договоров об информационном обслуживании. Каналы нишевые, у них достаточно специфический потребитель, и рекламодателю необязательно размещать напрямую рекламные ролики.
— То есть каналы будут делать программы о рекламодателе?
— Конечно. Еще в феврале мы с кабельщиками обсуждали вопрос, а как быть, если будет запрещена реклама на кабельных каналах (это к тезису о том, что ничего подобного не обсуждали). Они тогда говорили — вот, например, рекламы рыболовных снастей, которую ставит канал об охоте и рыбалке, никогда не будет на больших каналах. Но мы тогда понимали, что этот сегмент рынка спокойно уйдет в заказные материалы, когда каналы просто будут делать сюжет про крючки и удилища.
— Если удочки все равно продолжат рекламировать, зачем тогда этот закон?
— Это закон, который освобождает зрителя, подписавшегося на кабельный пакет, от рекламы.
— При этом он будет смотреть сюжет про крючки.
— И что? Сделайте интересный сюжет про крючки.
— Но вы же понимаете, что все будут просто делать откровенный продакт-плейсмент.
— Слушайте, хорошо сделанный продакт-плейсмент не должен восприниматься как таковой. Я не вижу никаких проблем.
— Почему, если эти поправки обсуждались активно и давно, формулировки так размыты?
— У нас было предложение уточнить формулировку. Но по Конституции есть разделение властей, и в этой ситуации каждая власть делает свое дело. Дума приняла законопроект в том виде, в котором сочла необходимым, в те сроки, в которые сочла необходимыми. Теперь мы будем смотреть, каким образом организовать правильное правоприменение. Думаю, что в процессе правоприменения по формулировкам выработается абсолютная ясность.
Источник: Forbes