— Алексей, я прочитал множество ваших интервью перед нашей беседой, и самое популярное слово, которое мне встречается, — это пропаганда, которое ваши собеседники произносят с придыханием ужаса. Пропаганда versus журналистика. Я специально подготовил обзор заголовков мировых газет. Самый мягкий заголовок — "Путин, за что ты убил моего сына?". Действительно идет информационная война?
— Информационная война есть. Что касается пропаганды, то я уже несколько раз говорил на эту тему. В Российской Федерации сегодня реально никакая настоящая пропаганда невозможна, потому что пропаганда всегда предусматривает отсутствие альтернативной точки зрения, отсутствие альтернативной информации. Пропаганда бывает только в тоталитарном обществе, когда у вас есть только одна единая, довлеющая над всем точка зрения. Это, кстати, то, что серьезно отличает российскую журналистику, где при желании можно найти любые точки зрения, от европейской и американской журналистики, где альтернативных точек зрения уже практически не осталось. Там все вписано в прокрустово ложе, и вы должны четко этому соответствовать.
— Понятно. Давайте начнем с самого народного и самого, в то же время, парадоксального — реклама пива, которая возвращается на телевидение. Я помню ту патетику, с которой реклама пива была изгнана из эфира, потому что мы должны избавить молодое поколение от этой пакости. Что же сейчас? Мы вдруг признали, что реклама не так сильно влияет на растущее поколение?
— Законодательные и экономические решения нужно принимать без патетики, потому что как только у вас возникает патетика, ничего хорошего из этого не выходит. В свое время возникла патетика, например, которая касалась рекламы детских передач на телевидении. "Давайте, — кричали патетическим голосом и били себя в грудь, — уберем рекламу из детских передач!". При этом никто не задавался вопросом, будут ли после этого производиться детские передачи, потому что если в них нет рекламы, то откуда они возьмутся? Сегодня мы сталкиваемся с тем, что когда мы говорим о необходимости увеличить количество детских передач, которое упало после того, как изгнали рекламу и сильно ее ограничили, нам необходимо ее туда возвращать, необходимо увеличивать ее объемы в детских передачах.
— Но не рекламу же пива туда возвращать?
— Нет. То же самое произошло и в отношении рекламы пива. Ее убрали с патетическими криками. Тем не менее, во-первых, не так уж сильно она влияла на то, что пиво пили. Во-вторых, все прекрасно знают, что главными выгодоприобретателями от полного запрета рекламы пива и табака являются крупные пивные и табачные компании, потому что это закрывает возможности выхода на рынок новых брендов. Когда мы говорим пиво, у нас в голове возникает несколько известных брендов. Эти бренды сохраняют свою раскрученность, они уже вбиты в голову. Вывести новое пиво на рынок можно только тогда, когда у вас есть возможность его массово рекламировать. Если у вас этого нет, вывести на рынок вы его не можете. То же самое с табаком. Есть раскрученные табачные марки, и любому новому игроку для того, чтобы вывести свою продукцию на рынок, потребуется время и реклама. Если этой рекламы нет, то никому не надо рассказывать, что дальше. Например, возьмем классику. Есть Marlboro. Известность марки уже вбита, новую марку вы не введете. Если мы посмотрим на целый ряд произведенных рекламных ограничений, что я, например, считаю, не самым правильным, и во многом нас сегодня поддерживают представители индустрии, был тотальный запрет на рекламу, например, алкоголя в журналах, в печатных изданиях. Да, рекламный рынок из-за этого просел, говорили, что люди смотрят на алкоголь, который рекламируется на обложках, и спиваются. Однако спиваются не теми марками коньяка и виски, которые рекламировались на обложках.
— С одной стороны, да, но с другой, есть семантическое поле, есть то, что государство не полагает ни злом, ни проблемой. Алкоголь, некий вообще алкоголь, на первой или на последней странице обложки. Ты слегка корректируешь свое поведение, ты просто вместо виски берешь дешевое что-то, берешь, водяру, ладно.
— Скажите, пожалуйста, глядя на рекламу виски на последней странице обложки, вам хотелось купить водяру?
— Нет, пить — это нормально, полагает моя страна, раз рекламируют.
— Здесь в значительной степени надо полагаться не на то, что полагает страна в виде государства, а на то, что полагает общество. Общество все-таки полагает, что пить это — нормально. Более того изменения, которые происходили в обществе, мы не будем говорить про все общество, но мы точно знаем, что в последние 10 — 15 лет, внутри продвинутой части общества мода на алкоголь падала, как и мода на курение. Состоявшиеся люди начали заботиться о своем здоровье, потому что они хотя бы понимают, что для того, чтобы успешно продолжать карьеру и заниматься бизнесом, им нужна свежая голова и нормальное дыхание, не с точки зрения запаха табака изо рта, а с точки зрения того, что им нужно здоровье. Это происходило вне зависимости от того, рекламировалось это на обложке или нет.
— То есть общественный запрос гораздо сильнее?
— Конечно, общественный запрос сильнее. Здесь надо говорить именно про воспитание новой традиции, которое не решается запретами. Рынок это очень сильно суживает, потому что у нас и так происходит падение продаж бумажной прессы.
— Это объективный процесс, это не связано с падением рекламного рынка, насколько я понимаю.
— Это связано, в том числе, и с падением рекламного рынка. Если вы посмотрите, к чему привели запреты на рекламу того же алкоголя, медицинских услуг, слава богу, их сейчас вернули, и лотерей, то в ряде регионов это сократило рынок печатных СМИ на 20-30%, вполне себе серьезный удар. Причем сейчас не случайно, что происходят попытки со стороны индустрии отыграть ситуацию назад. Мы живем в новых условиях. До недавнего времени, когда происходили ограничения и серьезные запреты на рекламу, мы жили в условиях увеличения и федерального, и местных бюджетов на средства массовой информации, и в условиях роста рекламного рынка. Что мы наблюдаем сегодня? Сегодня тяжелая ситуация с пополнением бюджета как в центре, так и на местах, происходит уменьшение бюджетов на поддержку средств массовой информации, и одновременно с этим, в связи с процессами, которые показывают замедление экономического роста, начинается падение на рекламном рынке. В этих условиях дополнительное ограничение рекламного рынка может очень негативно сказаться на индустрии средств массовой информации.
— Я правильно понимаю, что возвращение возможности рекламы пива — это не столько подготовка к чемпионату мира по футболу 2018 года, сколько осознание несовершенства предыдущего решения?
— Чем руководствовались депутаты государственной думы, думали ли они о несовершенстве этого решения или о подготовке к чемпионату мира — сказать сложно. Хотя, вне всякого сомнения, чемпионат мира — это очень хорошая удобная упаковка для проведения этого решения, но то, что это идет на благо индустрии — совершенно точно.
— Алексей Константинович, хотелось бы услышать ваш комментарий относительно невозможности хранения данных российских пользователей на зарубежных серверах. Вы полагаете это полезно для российской индустрии?
— Вне всякого сомнения, это полезно для российской IT-индустрии, потому что увеличивается спрос на отечественные дата-центры. Любая компания, которая хочет работать в России с персональными данными российских пользователей, должна будет поставить здесь свой сервер. Это, в свою очередь, создает новые рабочие места, и это создает дополнительные возможности для держателей подобного рода дата-центров.
— Это решение было заботой о них, или есть еще какие то конспирологические решения? Например, из соображений безопасности?
— Нет. Это решение было связано с тем, что личные данные граждан должны храниться на той территории, где проживают эти граждане. И уже из этого решения вытекли экономически полезные для индустрии последствия.
— Прежде чем мы обратимся к теме запрета рекламы на платных каналах, что-то я сидел вот, думал, думал, вы говорите: "Не правильно принимать законы в патетическом смысле". Но с другой стороны большая часть законов, давайте из этого исходить, они направлены на улучшение жизни страны. Если ты эмоционально не переживешь этот закон внутри себя, то как же ты можешь вообще предложить и принять закон, который нужен?
— Если мы говорим о получившем в последнее время достаточно широкое распространение ситуативном нормотворчестве, это когда депутаты или не только депутаты вот случилось что-то, они это увидели…
— И отреагировали.
— Да, и отреагировали. Вот ехала девочка восьми лет в автобусе, у нее не было билета, девочку восьмилетнюю высадили из автобуса. Принимается закон, который запрещает высаживать из автобусов восьмилетних девочек.
— Так. И логика в этом есть, хотя и несовершенная.
— Абсолютно. Поэтому не надо принимать законы, которые запрещают высаживать из автобуса именно восьмилетних девочек. Но вот это как раз патетика, потому что они апеллируют к понятному событию, в рамках которого все это происходит. Когда речь идет о принятии законов, норм и правил, то здесь, во-первых, достаточно часто необходима определенная неторопливость для того, чтобы изучить ту проблему, о которой идет речь. Во-вторых, еще у древних было такое понятие как нормотворческий минимализм. Суть его сводилась к следующему: если можно обойтись без принятия какого-то закона, то лучше его не принимать.
— Такая законодательная Бритва Оккама.
— Да. Что если люди без этого обходятся, и общество само регулирует эти процессы… Согласитесь, что запомнить 10 заповедей было значительно проще, чем все тома многочисленных кодексов, которые сегодня окружают и определяют жизнь современного человека. Мы половину даже не помним, о чем у нас, где что принято.
— Пожалуй, все это просто такие широкие трактовки 10 заповедей до деталей.
— Он когда их присылал, он ограничился…
— Общие принципы.
— Да.
— Видишь, нам доверия мало сейчас, поэтому общие принципы мы можем тут творчески переосмыслить. Ведь вот еще очень важно, что коль уж мы говорим о законах, в нашей стране бизнес гораздо в более, например, симпатичном положении, удачном, чем в каких-то других юрисдикциях. И я сказал нашим экспертам, что полагаю, что у нашего бизнеса есть куча нюансов, которые никак нигде не прописаны и плохо формализованы, это же накладывает все-таки некую специфичность на его работу и усложняет ее. И то же самое про законы, ведь наши законы, они же слегка, так сказать, люди к ним творчески относятся.
— Люди к ним относятся творчески. Вы хотите вспомнить старую, уже ставшую классической поговорку о том, что жестокость законов в России компенсируется их необязательным исполнением?
— В общем, да. Возможно, с этим связано тоже их количество.
— Или обратная все-таки связь? Потому что понимаете в чем дело, к 10 заповедям никто творчески не относился.
— Есть и есть, да.
— Вот они есть и есть, они легко усвояемые, они понятные, и, более того, они справедливые, потому что в отношении их, в общем-то, существовал и существует общественный консенсус, что можно сказать далеко не в отношении каждого из принимаемых законов.
— Согласен. Вот, кстати сказать, пожалуйста, вот вам бурная вполне себе дискуссия относительно запрета рекламы на кабельных каналах. Логика такая формальная мне совершенно понятна. Ты за канал платишь, это и есть его подкормка, даже прокорм этого канала. С другой стороны, если невозможно на существующие, у нас тоже есть некоторая экономическая ситуация, если невозможно кабельному каналу прожить на эту самую абонентскую плату, то плохие мысли начинают лезть в голову, что, может быть, таким образом мы пытаемся какие-то кабельные каналы удушить.
— Понимаете, в чем дело, в чем смысл заключается, какой смысл заключается в том, чтобы удушить слабый кабельный канал? Вот всегда, когда думают о зловредном воздействии со стороны государства, гипотетическом зловредном воздействии, все-таки резонно предположить, что государство должно обращать свое злостное внимание на того, кто представляет для него опасность. Если кабельный канал слабый, причем настолько слабый, что он еле дышит и не в состоянии даже сам себя прокормить, оно государству зачем? Оно что, санитар леса?
— Вот есть такие функции, которые несет, например, канал "Культура". Он, конечно, слабый, но без него стране не прожить, люди превратятся в скотов и не будут 10 заповедей вообще блюсти.
— А я как раз не согласен с вами в том, что канал "Культура" слабый.
— Нет, он ужасно сильный в смысле содержательном, контентном.
— Прежде всего, с точки зрения количества людей, которые его смотрят. Потому что при том, что канал "Культура" на фоне "Первого", НТВ или "России", конечно же, выглядит не так шикарно по рейтингам и долям, но на фоне, смею вас заверить, подавляющего большинства даже успешных кабельных каналов канал "Культура" — это вполне себе гигант.
— Понятно. Мы же, я, по крайней мере, когда говорю про кабельный канал, я имею в виду там не National Geographic, а, например, "Дождь". А вы тоже его имели в виду, когда говорили про слабые ножки?
— Вы знаете, я не хотел бы вступать в длительную полемику в отношении канала "Дождь", потому что, в общем, что со слабым бодаться. Хотя в отношении канала "Дождь" у меня есть энное количество вопросов, которые касаются, в том числе, и управления каналом и бизнес-политики канала, вплоть до того, что у нас были очень большие дискуссии по поводу тех возможностей, которые открывает или закрывает новый закон, ограничивающий рекламу на кабельных каналах. И когда мы этот вопрос обсуждали, в том числе и с индустрией, я сказал: "Ребят, не обязательно все сводится исключительно к прямому показу рекламы, есть еще такая неплохо зарекомендовавшая себя форма работы, как соглашение об информационном сотрудничестве".
— Прошу прощения, что это значит?
— Это информационная поддержка, которую вы оказываете тем или иным участникам рынка. Речь не обязательно должна идти о приплаченных и заказанных сюжетах, по сути дела, это тоже скрытая реклама. Речь может идти о более глобальном сотрудничестве, которое все равно предусматривает и финансовую составляющую. Подавляющее количество участников рынка этим активно пользуется. Была удивительная реакция со стороны руководства канала "Дождь", они стали кричать: "Нет, мы читаем закон о рекламе, так что этого делать нельзя, и вы практически вводите нас в блуд, говоря о том, что это делать можно". Обычно все-таки бизнесмены зовут юристов для того, чтобы юристы доказали, что они могут решать свои бизнес-задачи. Когда бизнесмен сам, даже не обращаясь к юристам, начинает кричать, что ему ничего нельзя, ему ничего не можно, складывается впечатление, что человек не хочет заниматься бизнесом, а хочет найти уважительный повод для того, чтобы умереть.
— Коль мы про "Дождь" заговорили, так совпало, что "Дождь" еще и выселяют. Был такой психолог, по-моему, в начале девяностых, он говорил: "Представьте бабушку, она сломала ногу, ничего страшного. Потом у нее кошечка сбежала, потом она увидела что та под машину попала. Пенсию не перечислили, гречка в магазине кончилась, — все это вместе заставило бабушку свести счеты с жизнью". Конечно, что кошечка, что нога, что гречка — никак никоим образом не подвергнет ее этому страшному решению, а все вместе совпало, что мы лишились бабушки.
— Во-первых, на "Дожде" работают преимущественно молодые люди, поэтому те стрессы, которые переживает бабушка, я надеюсь, им не грозят. Во-вторых, я понимаю, что один переезд равен двум пожарам, но послушайте, мы все прекрасно понимаем, что есть жизнь, и переезд — это явление не смертельное. Тем более, что им есть куда переезжать, и, судя по тому, что я читал, переезжают они не просто с повышением жилплощади: подавляющее большинство телевизионных студий не сидит в дорогих офисных центрах.
— Это правда.
— Я сам в "Бета Продакшн" занимался. На бывших заводах обычно арендуем, за третьим кольцом, иногда и дальше. Я не готов проникнуться сочувствием и понять, что у людей большое горе, когда мне рассказывают, как они переезжают в "Москва-Сити".
— Движение сложное, обстановка непростая, стройка опять же, рядом.
— Конечно, "Паковаться неудобно". Когда говорят, что канал переживает сложную экономическую ситуацию — в сложной экономической ситуации выбирают аренду подешевле. Что касается того, почему переезжают: здесь, арендодателей со стороны "Красного октября" я тоже могу понять. Когда вы не уверены в том, что ваш клиент с вами расплатится, скорее всего, вы будете искать толкового арендатора, который точно не вызовет у вас сомнений по поводу кредитоспособности.
— Кстати, по поводу финансовых проблем: еще одна структура, испытывающая эти самые проблемы это ОТР, "Общественное телевидение России". Можно ли констатировать, что этот проект, простите за жесткие формулировки, провалился?
— Нет, я считаю, что Анатолию Григорьевичу Лысенко удалось создать канал, о котором говорят.
— В контексте, типа "Дайте денег"?
— Я сам их долгое время критиковал, будучи в первых рядах, за то, что они постоянно ходили и просили денег. Я могу сказать, что уже практически год они денег не просят.
— Затаились.
— Они нашли свою модель существования, и они достаточно неплохо себя чувствуют в этой модели. К тому же, у них происходит постепенный рост долей рейтингов, хотя они живут на безрекламной модели, поэтому денег им это дополнительных не приносит, но зрителя своего он нашли. И потом, послушайте, кто точно живет в условиях постоянной информационной войны, так это "Общественное российское телевидение", потому что с первого дня его зарождения самые главные крики со стороны значительной части телевизионной тусовки были: "Что сейчас будет? Ужас, ужас, ужас". А ужаса не случилось, там есть вполне достойные передачи.
— Алексей, можно узнать хотя бы в двух словах, что это за модель, которую реализовал ОТР и сумел так ловко перейти от просьбы денег? Причем Лысенко же говорил, что на те дотации, которые они получают, просто физически невозможно содержать канал без ущерба для качества контента. Какая модель сейчас реализована, что они могут себе позволить?
— Они научились жить в рамках тех денег, которые выделяются, при том, что на запуске канала, конечно, были стартовые расходы, которые не были учтены в бюджетном финансировании. Канал ежегодно на покрытие этого дефицита перекредитовывается, но, что очень важно, они берут короткий кредит, и каждый год сумма этого кредита значительно уменьшается. То есть это нормальная рыночная ситуация, когда вы до получки перехватываете сначала пятерку, потом трешку, потом рубль.
— Давайте поговорим о продаже "Ведомостей". Удивительно, а, может, неудивительно, может, это связано с падением рекламного рынка, о котором мы говорили. Почему нет желающих купить качественную деловую прессу? Или это судьба любой бумажной прессы, что, если уж так случилось, то лучше уходить в сеть?
— Я бы не драматизировал, что общая тенденция заключается в том, что надо отказаться от бумаги и уйти в сеть. Если мы посмотрим на мировой опыт, то бумажные версии сохраняются. Более того, даже некоторые журналы, которые в свое время в Штатах объявили о том, что они уходят целиком в сеть, вернулись к своей бумажной версии. Слухи о кончине бумаги оказались слегка преувеличенными. Другое дело, что у нас был несколько деформированный рынок в отношении того, что количество деловых изданий на нем в какой-то момент, по-моему, превышало количество изданий бульварных, когда во всем мире традиционно бывает наоборот. Согласитесь, что мы могли по пальцам одной руки пересчитать то, что относилось к классическому понятию "желтой" прессы, и могли очень долго перечислять солидные деловые издания. Правда, многие из них имели небольшие тиражи, и в последнее время все-таки происходил процесс постепенного сворачивания этих изданий. Это возвращение к нормальной ситуации. В той же самой Великобритании все-таки есть одна The Financial Times.
— У нас есть "Коммерсантъ".
— У нас есть "Коммерсантъ", чтобы вам было приятно.
— Это не просто приятно. Спасибо за объективный анализ российского рынка СМИ. Пара уточнений по поводу, если позволите, закона о запрете рекламы. Он был принят в какие-то рекордные сроки. Эта беспрецедентная скорость имеет какое-то отношение к выгодоприобретателям?
— У него приобретателя я же главная выгода, по большому счету, — это зритель, который заплатил за пакет кабельных каналов и не хочет видеть на нем рекламу. Предполагать, что кто-то из крупных игроков прельстился на те три с половиной копейки рекламного бюджета, который сегодня распределяется между небольшими кабельными каналами — согласитесь, по меньшей мере, смешно. Что касается скорости, то у нас в Думе разные бывают ситуации. В отношении этого законопроекта, видимо, депутаты накануне летних отпусков решили сделать избирателям приятное.
— А себе ускорить летние отпуска. Еще один комментарий был. Депутат Нилов говорил, что если коммерческие каналы лишатся источников доходов, то они лишатся самостоятельности, и, таким образом, их смогут использовать в своих интересах враги России. Поэтому речь идет о защите национальных интересов, а те, кто лоббировал закон и принимал его, таким образом выступили против национальных интересов России.
— Депутат Нилов обвинил большую половину своих коллег по Государственной думе в том, что они, видимо, являются скрытыми врагами России.
— Хорошо. Мы говорили, что рейтинг такой, а этот — сякой, а этот продукт мало рейтинговый. Я слышал, что российские телеканалы все же объявят конкурс на телеизмерения, объявят какой-то тендер. Я помню, что многие говорили о том, что недовольны качеством обслуживания TNS, что он хочет запустить собственную социологическую службу на "Первом канале". Я помню, как руководители очень многих каналов говорили о том, что их совершенно не устраивает ситуация с TNS, и соответственно, если я правильно понимаю, то сейчас в ближайшее время все-таки они что-то предпримут, организуют тендер, и таким образом у нас в стране появится Индустриальный комитет по телеизмерению.
— Индустриальный комитет уже есть. Индустриальный комитет должен будет найти себе универсального измерителя.
— Вернее, он уже есть.
— Хотя мы должны отдавать себе отчет в том, что, если говорить про телевизионные каналы, то кто бы ни был универсальным измерителем, никогда все телевизионные телеканалы не будут счастливы теми результатами, которые им будет показывать этот измеритель. Кто-то из телеканалов будет на первом месте, кто-то на втором.
— Страшно сказать, кто-то на последнем.
— Страшно сказать, на третьем или даже на четвертом месте. Если речь идет о телевизионных измерениях, то у нас традиционно существует следующий подход, что телевизионным измерителем должны быть консенсусно довольны три участника — прежде всего, рекламодатели, потому что рекламодатели на основании измерений продают свою рекламу. Реклама в Российской Федерации продается по пункту рейтинга, чем больше людей посмотрело вашу рекламу, тем больше денег за эту рекламу вы должны заплатить. Тот, кто считает количество людей, которые посмотрели вашу рекламу — это как раз измеритель. Второй, кто должен консенсусно определить измерителя — это сами телевизионные каналы, потому что они получают деньги на основании этого. Третьи — это рекламные агентства. Что касается рекламных агентств — у них традиционно подход простой, они говорят: "мы согласимся априори со всем тем, что устроит продавцов и покупателей, потому что, если у них есть консенсус, то мы соответственно можем в этом деле функционировать".
— Понятно, что всегда все недовольны, вряд ли каналы свое недовольство высказывают в такой форме: "Я опять на третьем месте, это несправедливо, хоть убейте". О чем были какие-то более формализованные, более объективные претензии к работе измерителя?
— Претензии к работе измерителя заключаются в следующем, что самая главная претензия, как правило, формулируется таким образом: измеритель мерит панель, панель — это набор людей, которые согласились на то, чтобы принимать участие в исследовании. Но этот набор взят не с потолка, это набор, соответствующий социально-демографической структуре общества, на основании которого вы можете сделать вывод о том, что смотрит население всей страны в целом. Главным аргументом против этого является, что количество людей, которые измеряются, недостаточно репрезентативно. Оно может быть 6 тыс. человек или 10 тыс. человек, и постепенно увеличивается. Вторая претензия, которая высказывалась, что измерительные приборы установлены на один телевизионный экран, в то время, когда общество перешло к многоэкранному смотрению.
— В квартире может быть много телевизоров.
— И не только в квартире.
— А что за многоэкранное смотрение?
— Очень просто: вы смотрите телевизор в квартире, причем у вас в квартире может быть их два. Вы смотрите телевизор на даче, вы смотрите телевизор на работе и смотрите его не по телевизору, а по планшетнику или по компьютеру, и даже можете смотреть телевизор в машине. Более того, у вас есть еще сегодня отложенное смотрение, потому что какие-то телевизионные вещи вы смотрите или по заказу, или беря какие-то вещи из YouTube.
— Сейчас везде рекламируют: "Поставь спорт на паузу, пересмотри чуть позже". Все это современная техника позволяет.
— Да, все это современная техника позволяет, и теперь задача заключается в том, чтобы посчитать, какое количество людей реально посмотрели произведенную телевизионным каналом картинку.
— Интересно, какую погрешность это мультисмотрение вносит в нынешние цифры?
— Достаточно большую, но дело в том, что TNS в этом отношении уже стал предпринимать шаги по исправлению ситуации — они изменили прибор по учету. Теперь прибор учета устанавливается не телевизору, а смотрящему. Это коробочка типа пейджера, может быть, молодое поколение, не совсем понимает, о чем речь. Маленькая коробочка вешается на пояс или кладется в карман, она запрограммирована не на картинку, она запрограммирована на звуковую дорожку.
— И узнает ее, идентифицирует и считает?
— Узнает звуковую дорожку, и без разницы, где вы смотрите телевизор — она показывает, что вы в это время смотрели. И здесь самое важное — репрезентативность, потому что со стороны кабельщиков очень часто раздавались голоса, что "А зачем все эти мороки с измерением телевизионного смотрения?". Потому что программные устройства, которые есть у подавляющего большинства крупных кабельных операторов позволяют с точностью до секунды сказать, сколько человек, какую передачу и сколько времени ее смотрели.
— Но не все же на кабеле.
— Мы исходим из того, что, если у вас есть 1 млн абонентов кабельных сетей, то миллион — это цифра по определению, репрезентативная. Возникает аргумент, который выдвигают социологи, они говорят: "Извините, пожалуйста, кабельщики в состоянии замерить не количество людей, которые смотрят телевизор, они в состоянии замерить количество включенных телевизионных приемников".
— А это немножко другое.
— Что не всегда означает, что перед ним находится человек.
— Возвращаясь к этому самому тендеру: вы можете подтвердить, что тендер действительно будет? И если да, кто может в нем участвовать?
—Я не знаю, потому что это сугубо индустриальный момент, и это тот вопрос, который должны решать сами каналы.
— Но они об этом думают, это правда.
- Да, они об этом думают, это постоянно обсуждается, и это понятно, потому что сегодня на основании данных, которые дают соответственные измерения телевизионной аудитории, распределяется бюджет примерно объемом в $ 5 млн.
— Давайте я еще раз к телевизионным каналам, хотя радио нам еще интересней: телевизионные каналы, по крайней мере, мультиплексные, которые должны получать все жители нашей страны, получают некоторые дотации государства на распространение сигналов в городах ЧС населением менее 100 тыс. человек.
— Да.
— Жизнь этих городов с населением менее 100 тыс. человек, ситуация, медиаситуация и медиасреда в этих городах вам знакома? Вы знаете, что там происходит? Какая там жизнь региональных СМИ? Стонут ли они под пятой губернаторов, что у них с деньгами, с безденежьем? У них, наверное, совершенно другая логика и другая ситуация экономическая?
— Все зависит от того, какое СМИ, потому что мы недавно очень внимательно изучали ситуацию, которая случилась с газетами и журналами в ходе того, как были отменены дотации на почтовую доставку и подписку. Было большое беспокойство: как это скажется на индустрии? И мы увидели следующую вещь: во-первых, достаточно неравномерно к регионам изменилась ситуация, потому что были регионы, где она не изменилась вообще, после того, как были отпущены цены, были регионы, где серьезно упала, были регионы, где не очень серьезно упала. Вторая очень интересная вещь: она вписывалась в тенденцию общего сокращения бумаги в тех регионах, где бурно развивался интернет, происходило серьезное сокращение подписных изданий.
Самое главное заключается в том, что даже в тех регионах, где происходило серьезное падение общих подписных изданий, были издания, подписные тиражи которых не упали, а возросли. Если газета или журнал читателю интересны, он пытается его сохранить и остается ему приверженным. То же самое касается телевизионных каналов: есть регионы, где есть достаточно небольшие телевизионные каналы, но эти телевизионные каналы абсолютно востребованы аудиторией. У них есть своя группа поддержки, у них есть свой зритель, и они весьма неплохо выживают за счет этого зрителя.
То перераспределение, которое может произойти на рекламном рынке за счет запрета рекламы на кабельных каналах, прежде всего, выгодно этим небольшим региональным игрокам, потому что эти эфирные каналы смогут получить дополнительный, не очень большой в национальном масштабе, но весьма ощутимый для них, как маленьких региональных игроков, дополнительный рекламный бюджет.
Источник: Коммерсантъ FM