Интервью Михаила Лесина журналу Forbes

— Что вас не устраивало в работе «Газпром-Медиа», когда вы пришли в компанию, и какие задачи вы ставили перед собой?

— Это не очень правильный вопрос. Что значит — не устраивало? Все, что происходило до меня — происходило до меня, я это не хочу обсуждать. Были руководители, которые, в общем-то, справлялись со своими обязанностями, выполняли те установки, которые давал совет директоров. «Газпром-Медиа» является одним из самых крупных холдингов в Российской Федерации, и он по своей структуре — большая корпорация, в которой существуют все средства массовой информации. Поэтому одна из стратегических задач, стоящих передо мной, — это построить полноценный единый холдинг, который будет гораздо более эффективно использовать свои возможности.

На мой взгляд, «Газпром-Медиа» — наиболее правильный актив на рынке, интересный с точки зрения продукта, развития и стратегии. Все забыли, что я начинал с бизнеса и много лет в нем проработал. Я был директором КВН, директором «Веселых ребят», продюсером других программ. Несомненно, бизнес меня интересует.

— Придя работать в «Газпром-Медиа», вы увидели, что здесь синергия между активами недостаточна?

— В любом виде холдингообразования она в России нуждается в совершенствовании. Не секрет, что в России медийный бизнес еще достаточно личностный, построенный скорее на ярких творческих людях, и в нем недостаточно корпоративного мышления.

— Теперь «Газпром-Медиа» будет менее личностным?

— Так или иначе, все равно будет личностно, но корпоративные интересы будут превалировать.

— Правда ли, что при предыдущем главе холдинга Николае Сенкевиче на заседания совета директоров «Газпром-Медиа» ходила целая команда менеджеров, а вы заявили, что будете ходить один?

— Абсолютно. Если генеральный директор предприятия не знает чего-то и приводит с собой каких-то еще специалистов, то это, на мой взгляд, неправильно. Но это моя точка зрения.

— В одном из первых интервью после назначения вы говорили, что никаких революций и особых кадровых перестановок в холдинге не будет, но, тем не менее, они начались практически сразу. Почему вы изменили свое решение?

— Революций и не было. Был закономерный процесс: были люди, которые готовы были остаться, были те, кто не готов был остаться или кто не устраивал нас по каким-либо профессиональным качествам. Я не могу сказать, что был какой-то массовый уход большого количества менеджеров. У всех была возможность продемонстрировать свои профессиональные навыки — кто-то вписался, кто-то не вписался, это естественный процесс управления.

— Говорят, что вы хотели привлечь сюда новых людей и, опросив большое количество, увидели огромный дефицит кадров на рынке.

— Да, это так, на рынке дефицит профессионалов, к сожалению. Может быть, я необъективен, потому что я один из старейших работников индустрии, но у меня ощущение, что за нами нет какой-то новой генерации. Очень мало менеджеров, которые могут одновременно заниматься и творческими, и управленческими, и корпоративными процессами и достаточно разбираться в медийной экономике.

Интернет, «Эхо» и НТВ

— Помимо телеканалов  и радиостанций «ПрофМедиа», планируете ли вы покупать какие-то еще активы?

— Нет, покупкой «ПрофМедиа» мы уже полностью закрыли наши потребности.

— Действительно ли Александр Мамут 42 хотел продать вам своюинтернет-компанию?

— Вы знаете, сколько нам всего хотят продать?! Проблема в том, что медийные активы на российском интернет-рынке в последние годы резко возросли в цене, и все заранее посчитали деньги, которые они заработают. Но на мой взгляд, это было совершенно неадекватно. Понятно, что теперь владельцы этих активов ходят и предлагают их по той цене, которую они тогда уже для себя решили. Но они сталкиваются с тем, что мы не воспринимаем эти активы так и не считаем, что они столько стоят.

— «Рамблер» за сколько вам предлагали?

— На самом деле, там вопрос стоял больше об интеграции. Но, поскольку у «Рамблера» достаточно серьезные финансовые обязательства перед предыдущими владельцами, актив нами не так высоко оценивается, и мы далеко не продвинулись в этих разговорах.

— Какие у холдинга планы на радиостанцию «Эхо Москвы»? Главный редактор Алексей Венедиктов ведь предлагал ее выкупить.

— Не было такого предложения. Единственное, что соответствует действительности, что Венедиктов как член cовета директоров «Эха» предложил провести оценку акций радиостанции. В каких целях он хочет провести эту оценку, он не озвучил. Публично потом озвучил и представил как некий подвиг. Но как-то вяло. Там не прозвучало: вот я предложил, а мне отказали. Совет директоров при этом оценку провести согласился, она сделана, и все члены совета ее получат. Озвучивать я ее не буду, это коммерческая тайна. Могу сказать только, что мы не намерены каким-либо образом продавать этот ресурс.

— А выкупить акции журналистов «Эха Москвы» вам не интересно было бы?

— Этот пакет акций журналистов — тоже некий вымысел. Пакет акций принадлежит американской коммерческой компании. Там есть часть пакета, которая принадлежит [Владимиру] Гусинскому, часть пакета принадлежит Венедиктову, часть каким-то еще частным лицам. Вы так легко бросаете — а вот акции журналистов собираетесь выкупать? Это очень серьезная дефиниция, за которой намек на некий политический процесс. Но для нас это бизнес-процесс.

— Планируются какие-то еще перемены с «Эхом», помимо смены гендиректора?

— Мы часто общаемся с господином Венедиктовым, и у нас очень много разногласий. Я недоволен редакционной политикой «Эха Москвы», и Венедиктов знает об этом. Мы тысячу лет знаем друг друга, поэтому у нас нет каких-то таких танцев вокруг этого.

— Какие у вас претензии?

— В этом случае обвинения одной стороны не сильно отличаются от обвинений другой. Либеральная группа, по-моему, очень часто переходит границы допустимого. Если вы либералы и вам не нравится, как кто-то себя ведет, зачем вы сами так делаете? Зачем вы хамите в эфире? Зачем вы выставляете определения, ехидничаете, хихикаете? Несмотря на то что Венедиктов декларирует, что «Эхо Москвы» — это площадка и не более того, это все равно некий модерируемый процесс. И меня удивляет, почему в такой-то передаче ведущий промолчал, не дал комментарий другой стороны, почему он не остановил этот поток грязи и ехидного сознания?

Главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов и Михаил ЛесинФото ИТАР-ТАСС

— Есть ли у вас ощущение, что вы можете влиять на редакционную политику «Эха»? Слышит ли вас Венедиктов?

— Юридически я не могу влиять на редакционную политику «Эха». Но меня слышат, и многое слышат. Несомненно, мне это стоит каких-то усилий, потому что это всегда процесс убеждения.

— Есть ли в вашем подчинении такие же «проблемные» активы, как «Эхо»? Говорят, у вас были разногласия с гендиректором НТВ Владимиром Кулистиковым?

— Говорят, что кур доят. Ну какие у нас могут быть разногласия с Кулистиковым? Владимир Михайлович абсолютно профессиональный человек, что называется, мы прекрасно друг друга понимаем. Да и «Эхо» не сильно проблемный актив. Да, я получаю огромное количество звонков от разных людей, которые пытаются обратить мое внимание на все то дерьмо, которое там ставят на сайте, например.

Но я вам честно скажу, что если бы был такой проблемный актив, завтра бы переориентировали, и была бы музыкальная станция «Эхо Москвы». Пели бы, и все. В чем проблема?

— А к редакционной политике НТВ у вас нет претензий?

— Нет. Есть форматы однозначные и неоднозначные, а есть некая политика руководителя СМИ, он ее реализует, есть бизнес-задачи — он их тоже реализует. В целом меня их редакционная политика устраивает — доходы есть, маржинальность есть.

— Качественная ли при этом у НТВ аудитория?

— За последний сезон произошли изменения, отчасти не в лучшую сторону, но это тоже рабочий процесс, и канал работает над этим.

— Это же следствие как раз уровня контента, который вас так мало беспокоит.

— Это следствие того, что вовремя не была просчитана общая тенденция телесмотрения. НТВ было лидером на рынке «пограничного программирования», они нашли форматы, которые вдруг всех взорвали, все эти «Русские сенсации». Все это отлично продавалось, все были довольны. Понятно, что Первый и ВГТРК начали это дублировать — они сделали это, может быть, чуть по-другому, но тут же оттянули на себя эту аудиторию. НТВ этого не просчитал и продолжал двигаться в ту же сторону. Но это нормально, конкуренция, да и НТВ уже все сделал для следующего сезона, чтобы вернуть лидерство.

Рекламные перемены

— После вашего прихода произошел кадровый обмен между сейлз-хаусом «Газпром-Медиа» и Vi (ранее называлась «Видео Интернешнл»). Зачем это было сделано?

— Знаете, меня повсюду сопровождают эти мифы. На рынке рекламных продаж специалистов очень мало, и они все, так или иначе, всегда имели какое-то отношение либо к «Видео Интернешнл», либо к «Газпром-Медиа», либо к «Алькасару». На рынке есть два крупных продавца рекламы, это уже сложившаяся конструкция, которую никто менять не будет. Где взять других профессионалов?

— Многие теперь говорят, что фактически на рынке осталась одна компания и конкуренция между двумя крупнейшими селлерами сошла на нет.

— Можно просто посмотреть на реакцию рынка. Вы же знаете всех основных игроков. [Гендиректор Первого Константин] Эрнст, [гендиректор ВГТРК Олег] Добродеев, Кулистиков — все люди самостоятельные и не стесняются бороться, если им что-то не нравится. Если бы эти люди почувствовали, что они стали меньше зарабатывать, что они хуже коммуницируют с продавцами, вы думаете, они бы молчали? Сказали бы: «Окей, делайте, что хотите, распределяйте бюджет, как хотите»? Или вы считаете, что я хожу с дубиной по рынку, кто голову поднял — сразу по голове? Просто представьте, что Константин Львович Эрнст недоволен, как продаются его рекламные возможности. Что происходит? Весь рынок на ушах стоит.

Конечно, «Газпром-Медиа» и «Видео Интернешнл» выгодно этот рынок совместными усилиями регулировать и содержать, потому что мы же деньги зарабатываем, а не пытаемся установить, кто круче. Это не слияние структур, не абсолютно единоличное управление этими структурами, это координация.

— Зачем «Газпром-Медиа» приобрел «Алькасар» (компания, занимавшая региональными продажами рекламы при сейлз-хаусе «Газпром-Медиа»)?

— Во-первых, консолидация — региональные продажи составляют значительную часть главных доходов. Во-вторых, было достаточно неравномерное комиссионное вознаграждение со стороны региональных продаж. Кроме того, была очень сложная система, где регионы недопродавали большое количество инвентаря. Зачем вообще формировать дополнительные структуры, которые имеют дополнительный штат, дополнительные расходы, дополнительные офисы для продажи одного и того же инвентаря?

— Это была полюбовная сделка?

— В бизнесе мало полюбовных сделок, поэтому это называется бизнес, а не брачное агентство. Скажем, никто не был обижен, люди получили реальную стоимость. Понятно, что кто-то оценивал дороже, но с точки зрения бизнеса сделка была абсолютно чистая.

— Есть версия, что и в случае с «Алькасаром», и в случае с «Ред Медиа» (производитель и дистрибьютор ряда тематических каналов) владельцы этих компаний скорее были поставлены перед фактом, что их компании переходят теперь в «Газпром-Медиа».

— Понятно, что мое присутствие будет порождать какие-то мифы. Понятно, что бывший владелец «Алькасара» говорит, что его заставили продать. Ему не хотелось уходить из этого бизнеса, но с точки зрения холдинга это было нецелесообразно. Компанию «Ред Медиа» мы тоже не забрали бесплатно, мы ее купили — на наш взгляд, за адекватные деньги. Они были настолько интегрированы в «НТВ-Плюс», что это было логично. Мы долго обсуждали сделку, и в итоге она завершилась предложением, которое было принято со всех сторон. Нравится им, не нравится, но вот так получилось.

— Я думаю, тогда это было эмоциональное решение законодателей на фоне, в том числе, повышенной конкуренции в этой среде. На мой взгляд, это была странная неработающая норма, которая поставила СМИ в неловкое положение и практически лишила их какого-либо маневра. То, что ее отменили, — нормальная ситуация.— Как вы считаете, для чего в 2009 году было введено ограничение для селлеров в 35% и почему именно сейчас его отменили?

— Поскольку вашу фигуру по понятным причинам всегда связывали с Vi («Видео Интернешнл»), многие считали, что принятие этой инициативы стало возможным именно с вашим уходом. Так ли это?

— Я бы не стал это связывать.

— А продажа компании в 2010 году?

— Несомненно, мои друзья лишились в какой-то момент активного лоббиста в моем лице. Но сделка произошла, все акционеры довольны, все получили стоимость своих акций.

— Вы участвовали в обсуждении этой сделки?

— Участвовал. У меня была принципиальная позиция, и я считаю, что я ее сумел отстоять. На мой взгляд, разрушение «Видео Интернешнл» имело бы гораздо большие негативные последствия для рынка, чем продажа компании. Поэтому я советовал акционерам продать ее для того, чтобы сохранить свою функцию для рынка.

— Была реальная угроза разрушения «Видео Интернешнл»?

— Да, была.

— Связанная с нормой в 35 %?

— Я бы не хотел дальше углубляться, с чем она была связана.

— В лице новых акционеров Vi («Видео Интернешнл») приобрела достаточную защиту?

— Стабильность. То, что не разрушили их функцию, это уже само по себе стабильность. Компания работает, ей ничего не угрожает, клиенты довольны, нет специальных каких-то условий. И для рынка это очень хорошо. Мы же всегда были сторонниками рыночной модели. Но с другой стороны, мы создали собственную отечественную индустрию, боролись против излишнего проникновения западных рекламных корпораций на наш рынок, или даже его полного захвата, — это может произойти. И я не вижу ничего в этом зазорного — как с точки зрения рынка, так и с точки зрения зарабатывания денег. Ну, продавал бы сейчас какой-нибудь западный селлер рекламу. Что в этом хорошего? Они бы получали прибыль, а так все-таки наши, российские получают.

— То есть вы патриот в этом смысле.

— Я здесь живу, работаю, это моя страна, конечно, я патриот.

«Заказуха» через США

— Как вы отреагировали на запрос сенатора США, касающийся вашей недвижимости там, и как вообще вы это воспринимаете — как часть санкций против России?

— К тому, что меня многие не любят, я давно привык. Но к тому, что произошло, я отношусь неспокойно по одной простой причине — я беспокоюсь за семью. Я никогда не противодействую тому, что обсуждают меня и какие-то мои действия. Но трогать мою семью — это свинство, это нарушение морального правила.
Понятно, что можно очень легко любую ситуацию представить в нужном виде. Но мои дети вообще не имеют ко мне никакого отношения с точки зрения моей работы. Моей дочери 35 лет, сыну — 31 год, они уже взрослые люди, живущие самостоятельной жизнью. Моя дочь возглавляет бюро Russia Today, сын учится и проходит стажировку в академии кино. У меня пять внучек и внуков, от которых моя жена уехать не может, поэтому она живет вместе с ними. И меня очень смутило поведение «Радио Свобода», которое опубликовало адреса проживания моей семьи, — просто свиньи, и еще они будут нас учить демократии. Ну и к тому же, масса домыслов насчет каких-то моих покупок, владений и прочее.

— А в чьем тогда владении эта недвижимость?

— Это точно не моя собственность, дети устраивали свою жизнь сами, брали под эти сделки кредиты, они существуют в банке. Понятно, что это чистая заказуха, и я точно через какое-то время найду, кто был инициатором этого.

— И что с ним будет?

— Перефразируя известную фразу, заметьте, не я это начал, но не волнуйтесь, все будет в рамках закона.

— Вы думаете, что инициаторы находятся здесь, в России?

— Их достаточно и там, и здесь. В Америке меня же давно еще пытались втянуть даже в список Магнитского.

— Но так и не втянули, раз вы постоянно ездите к семье.

— Ну с какого бодуна, я-то какое отношение имею к делу Магнитского? Давайте всех внесем, кто нам не нравится. А к семье, к сожалению, я не так часто езжу.

Дела индустриальные

— У вас не возникает желания вернуться во власть?

— Я прошел все возможные пути в государственной службе. Работал в администрации президента, был министром несколько лет. Многие вещи, которые мы делали, стали фундаментальными в индустрии. Сейчас мне интересно заниматься бизнесом и зарабатывать деньги.

— У вас есть собственный бизнес?

— Нет. Да и для собственного бизнеса я очень опасный человек — хочется сразу сделать много. Я уже давно не могу быть частным менеджером, да и консультантом мне быть не так интересно.

— С вашими масштабами вам не тесно в «Газпром Медиа Холдинге»? Не хочется как-то еще в делах индустрии участвовать?

— Это так или иначе происходит, ведь «Газпром Медиа» — один из ведущих игроков в индустрии. Понятно, что мы обязаны защищать свои интересы на рынке.

— Вы сами считаете себя лоббистом индустрии?

— Несомненно.

— А политическим?

— Нет, мне это неинтересно, я не занимаюсь политикой, я занимаюсь бизнесом.

— Участвовали ли вы как-то в обсуждении закона о запрете рекламы на платных каналах?

— Участвовал.

— Вы инициировали его?

— Нет.

— А знаете, кто инициировал?

— Да. Но я не могу этого сказать.

— Вы поддерживаете этот законопроект?

— Да. Я уже сказал, что мы защищаем свои интересы. У нас нет возможности собирать большие деньги с населения за просмотр наших каналов. А когда каналы существуют в двойной модели монетизации, собирая деньги и с кабельных операторов, и с рекламщиков — это уже неравные условия. Второе — я считаю, что надо стимулировать появление нормального рынка платных услуг. У нас количество каналов уже зашкаливает, а реальная модель платного телевидения не формируется. Надо оптимизировать этот процесс, чтобы было понятно, где и как зарабатывать.

— Почему эта инициатива прошла именно сейчас? И почему так стремительно?

— Стремительно — это к законодателям, а прошла она сейчас, потому что индустрия начинает взбадриваться, собираться каким-то образом. Закончились сладкие времена.

— Вы прилагаете какие-то усилия к этому взбадриванию?

— Конечно, прилагаю, а как вы хотите, чтобы я сидел в кабинете и ни с кем не общался что ли?! От этого точно так же зависят мои бизнес-показатели. А Эрнст, думаете, не прилагает усилий? Добродеев? А я что, права не имею?

— Про вас в индустрии говорят гораздо больше, чем про Эрнста или Добродеева.

— У меня и история немножко другая. Конечно, я отличаюсь тем, что когда-то был министром. Но сейчас я такой же участник рынка. Я заинтересован в зарабатывании денег для своего холдинга и буду этим заниматься впредь.

— Как вы отнеслись к реформе «РИА Новости»? Бывший главный редактор РИА Светлана Миронюк же в свое время была вашей протеже.

— Я к этому не имею никакого отношения. А моими протеже было много народу.

— Тем не менее, вас не удивило, что ее сняли так внезапно, со скандалом?

— Так и меня снимали со скандалом (осенью 2009 года Лесин был уволен с поста советника президента с беспрецедентной формулировкой за «несоблюдение правил госслужбы и этики поведения госслужащего» — Forbes.). Это жизнь. К тому же, это государственная служба, где никто никаких гарантий не дает. Вас взяли на работу решением какого-то одного человека, вас и снимут так же. Не надо испытывать никаких человеческих чувств по этому поводу, это не ваша частная контора.
Администрация президента и Ковальчук

— Нормально ли, что у нас так активно в делах медиа участвует администрация президента?

— Меня всегда смущает, что журналисты пытаются запихнуть все в один стакан. Это разные вещи. Государственные средства массовой информации могут общаться и встречаться. Но к бизнесу администрация президента не имеет ни малейшего отношения. Ей совершенно наплевать, кто, где и сколько заработал. Я не знаю ни одного движения со стороны администрации, связанного с попыткой повлиять непосредственно на бизнес.

— Правильно, их интересует медиа как ресурс.

— А что-то есть неестественное в этом процессе?

— Вы встречаетесь с администрацией президента?

— Да. Там половина людей знает меня тысячу лет. Как и в индустрии — я могу позвонить любому человеку в медиа, чего-нибудь попросить, высказать свою точку зрения. И для них это не будет странным.

— Какие отношения вас связывают с Алексеем Громовым?

— Дружеские.

— Есть ли у вас какие-то взаимные профессиональные интересы в медиа?

— Конечно, мы какие-то темы обсуждаем, я говорю о своем видении процессов, он о своем. Еще раз — мы друзья. Что в этом такого? Если вы имеет ввиду бизнес-интересы — нет никаких вообще.

— А с президентом как часто вы встречаетесь?

— Президент периодически встречается со СМИ. Обычно это коллективные встречи.

— То есть личных встреч сейчас у вас нет?

— Бывают.

— Была ли какая-то персона, которая как-то способствовала тому, чтобы вы были назначены в «Газпром-Медиа»?

— Вы считаете, что моей истории недостаточно что ли? Акела промахнулся, и теперь его надо куда-то продвигать?

— Юрий Ковальчук 71 сыграл в этом какую-то роль?

— Юрий Ковальчук никакой роли в моем назначении не играл. Потом, зачем ему такая конкурентная среда?

— Почему конкурентная? Ему, вероятно, хотелось назначить хорошего менеджера в актив, который некоторым образом и ему тоже принадлежит.

— Да не принадлежит ему «Газпром-Медиа», это тоже все мифы. Нет ни одного доказательства того, что компания принадлежит кому-то, кроме заявленных акционеров.

— Какие тогда отношения вас связывают с Ковальчуками? Действительно ли вы их консультировали при создании Национальной Медиа Группы?

— Давайте сначала уйдем от этого странного определения: Ковальчуки, какие-то Михалковы. Да, я консультировал руководителей НМГ. А что в этом странного? Я являюсь одним из известных специалистов по медиа. Многие пытались использовать мои знания и мой опыт в индустрии. Я вообще всегда контактировал с большинством и владельцев, и менеджментом всех СМИ. Мы общаемся, сверяем позиции и обмениваемся информацией.

Про дружбу с Эрнстом и непопулярность «Дождя»

— Видите ли вы своей целью объединение индустрии? Вы инициировали создание Индустриального комитета по телеизмерениям, взяли на себя новую ТЭФИ.

— В каких-то вопросах несомненно. Мы уже докатились до точки — не индустрия, а какой-то базар, все разругались на ровном месте.

— Непонятно, почему Первый канал активней всех выступал против измерений TNS, но инициатором по выбору нового измерителя стали именно вы.

— Тема нового измерителя общая, все считают это необходимым. Другой вопрос, что Первый, как и любой другой канал, старается всегда сначала списать негатив на измерителя, всегда выгодно иметь виноватого не себя, всегда, на всех рынках, и на зарубежных тоже. И все ругаются с измерителями при снижении рейтингов.

— Вы думаете, Первый канал будет также ругаться с новым измерителем?

— Нет, никто не сможет. Потому что есть корпоративный договор, есть обязательства и условия. Ни один из каналов больше не является заказчиком измерений. Заказчиком является Индустриальный комитет, который консолидированно оценивает качество работы исследователей.

— У вас нет конфликта с Эрнстом на этой почве?

— Конечно, нет. Мы с Эрнстом как старая «семейная пара» — все конфликты, которые возможны, уже давно прошли. Мы все-таки знаем друг друга с 1988 года. Мы с ним познакомились в монтажной аппаратной в Сокольниках, когда он там делал «Матадор», а я монтировал «Веселых ребят». Поэтому, конечно, при всей сложности отношений мы все равно остаемся друзьями. Если я ему позвоню и скажу, что мне что-то надо, он всегда мне поможет. И наоборот.

Важно понимать еще, что рейтинг, который делает любой измеритель, — это просто валюта на рынке, инструмент монетизации. И любой человек, который оценивает рейтинги с точки зрения творчества, либо с точки зрения политического влияния, совершает ошибку. Меня совершенно не волнует, хороший или плохой это сериал. Мне нужен рейтинг, чтобы я мог его продать.

— Вы сами смотрите телевизор?

— Я смотрю только новости. На всех каналах. Контент смотрю на носителях.

— Пропагандистские тенденции в теленовостях вас не смущают?

— А их где-то в мире нет? Может в США нет, или в Соединенном Королевстве?

— Как вы относитесь к тому, что большинство каналов в нашей стране находится под государственным контролем?

— Совершенно спокойно. Я государственник. Не имеет никакого значения, частный или государственный канал. Он точно так же выражает какую-то точку зрения.

— Но спектр мнений создается разнообразием каналов, которого в России нет.

— Вы рейтинги-то посмотрите. Ведь все зависит от общества, от того, что оно хочет потреблять. Вот есть телеканал «Дождь». Если бы общество хотело роста его влияния — то оно бы и выросло. Я внимательно смотрел за счетчиком поступлений, и что-то у них там совсем не Сбербанк. Если вы говорите, что его задушили, так дайте денег, поддержите либеральные ценности.

Знаете, как мы с друзьями общаемся, и они мне говорят: «Вот вы не либеральные». А я отвечаю: «Да, а вы либеральные! Вот ты заключаешь это из чего — из того, что ты вчера ехал пьяный за рулем, и гаишник у тебя пять тысяч попросил вместо тысячи. Обнаглел». Вот так сейчас выглядит — утрированно, конечно — либеральная интеллигенция.

С «Дождем» меня тоже обвиняли, что я его гноблю, хочу его забрать, еще чего-то. Не хочу и не гноблю. Это, как говорится, тот случай, когда, если бы я его тронул, вы бы заметили.

— А вы на самом деле прибегаете к таким методам?

— Я жесткий управленец. Если надо, с другими участниками рынка я тоже общаюсь жестко.

— Вас боятся на рынке?

— Мне сложно говорить про себя. Мне кажется, я не такой страшный. В принципе, я совершенно нормально общаюсь с людьми, пытаюсь решать любые задачи на уровне мотивации и объяснений, обсуждений. Если кто-то совсем уже не понимает, тогда я готов быть жестким, но в пределах закона и правил.

Елизавета Сурганова, Анастасия Жохова

Источник: forbes.ru