В качестве примера приводится VR-репортаж The Displaced, часть серии подобных репортажей The New York Times. Материал газеты рассказывает о жизни детей, оказавшихся перемещенным лицами в Южном Судане, Ливане и на Украине. И, в частности, есть кадр, где зритель едет с радостным украинским мальчиком Олегом на велосипеде. Чтобы это снять, понадобилось установить на велосипед аппаратуру. Не является ли такое вмешательство нарушением правил наблюдения? Ведь вряд ли каждый день Олег весело разъезжает по деревне на велосипеде? Его реакция вполне может оказаться показной, неестественной.
Вмешательство такого рода не обязательно плохо для журналистики. Вот характерные особенности (не недостатки и не достоинства технологии), которые меняют восприятие:
•Журналист может установить аппаратуру и покинуть место действия;
•У зрителя гораздо больше возможностей изучить сцену (часто речь идет о 360° съемке);
•Полнота съемки накладывает ограничения на возможность монтажа, особенно на вырезание тех или иных кадров;
•Репортажные VR гораздо сильнее действуют на зрителя, его сложнее смягчить (например, при съемке военных действий, места преступления или пожара);
•Влияние VR на зрителя способно надолго определять его привычки — в 2011 году в Стэнфорде обнаружили, что те, кто срубил дерево в виртуальной реальности, стали меньше использовать бумагу, чем те, кто лишь представил рубку.
•Все это — возможность пережить чужой опыт — может привести к мягкому варианту посттравматического синдрома (или, наоборот, вылечить его).
Источник: Мы и Жо
Оригинальный заголовок: Виртуальная реальность и журналистская этика
Похожие новости: Twitter превратился в ссылающийся сам на себя фильтрационный пузырь для журналистов