Начинающий политик заискивает перед медиа, потом воюет с ними, а потом сам становится медиа. Алексей Навальный начал этот путь сразу с последнего пункта.
Навальный и Трамп
Алексей Навальный отказал «Эху Москвы» в интервью, а потом еще и разразился колонкой по поводу своих отношений со СМИ: «...Себя постоянно ловлю на том, что мне стало неинтересно давать комментарии традиционным СМИ. Зачем мне рассказывать о процессе согласований акции 12 июня трем информагенствам, если я сегодня вечером выступлю в прямом эфире в собственной передаче и расскажу все, что считаю нужным, на гораздо большую аудиторию?»
Медиатусовка гудит: обязан или не обязан политик Навальный давать интервью, даже если у него свой канал? Имеет ли он право отказывать СМИ? Как сформулировал Александр Плющев: «Дело в том, что в данном случае у Алексея наблюдается небольшое раздвоение личности. С одной стороны, он политик, и странно не контактировать со СМИ, с другой — медиаменеджер, у которого есть свой крутой канал».
Если бы Плющев продолжил свою мысль, то он должен был бы поставить перед Навальным вопрос ребром: Алексей, ты определись — ты политик или медиаменеджер? Выбери уже что-то одно, тьфу на тебя. Но ни Плющев не поставит, ни Навальный не выберет. Потому что у Навального это не раздвоение, а совсем наоборот, слияние (по-нашему — конвергенция).
Слияние медиаменеджера и политика образует новый и целостный типаж медиаполитика, который если еще не перехватывает функции старых политических и медийных институтов, то лишает их монополии и, самое страшное, может обходиться вообще без них.
При мысли об этом типаже, конечно, сразу возникает образ Дональда Трампа. Но Навальный был медиаполитиком уже тогда, когда Трамп еще выслушивал недальновидные насмешки Обамы на корреспондентском ужине в 2011 году. Навального правильно сравнивать не с Трампом, а сначала с Обамой. А также с Лениным и Путиным.
Навальный и Обама
22 января 2015 года президент Обама дал в Белом доме необычное интервью. Впервые в истории вопросы задавали не карьерные политические журналисты, а ютьюберы с прозвищами Hank Green, GloZell и Bethany Mota.
Точно так же, как сейчас в случае с Навальным, многие СМИ возмутились, что перестали быть любимой женой. CNN и ABC язвительно перепечатали картинки из блога GloZell, где она принимает молочную ванну с овсяными хлопьями — вот, мол, кто теперь интервьюирует президента. А Fox прямо заявил, что Обама ведет институт президентства к деградации. Ютьюберы они, конечно, были не простые, а золотые — их совместная аудитория достигала 15 миллионов только прямых фолловеров. Вполне себе масштаб национальных телеканалов, не говоря уж о газетах. Видео и прочие материалы встречи были опубликованы на сайте Белого дома, самими ютьюберами и потом уже прочими СМИ.
Встреча с блогерами вместо мэтров журналистики — это только видимая часть айсберга. В медиатусовке примерно с 2011 года говорили, что Белый дом сам стал медиакорпорацией. Казалось бы, ничего страшного в этом нет — больше информации из первых рук. Но по факту общество теперь смотрело на президента не прищуренным глазом газетного волка, а влюбленными очами подчиненных. В репортажах собственной Obama image machine президент был мудр и трогателен, петрушка на грядках первой леди всегда изумрудно-зеленая, а песик Бо отличался идеальным поведением. Во многом благодаря медийным талантам Белого дома Обама стал the coolest president ever.
Однако критики отмечали, что собственное вещание Обамы оказывало не просто на СМИ, но и на демократию в целом негативное воздействие. Во-первых, selfie control позволил Белому дому приукрашать публичный образ президента. Во-вторых, сократилось участие традиционных СМИ, ведь пресс-служба освещала многое сама. И в-третьих, эффект светской хроники еще больше снизил роль СМИ, потому что самые лучшие, эксклюзивные и сентиментальные материалы выпускала опять же пресс-служба, а не СМИ. То есть Obama image machine получила не только административные, но и рыночные преимущества перед СМИ.
В общем, блогосфера и собственное вещание сделали СМИ ненужными... не настолько нужными, как прежде, не только для Навального или Трампа, но уже и для Обамы. Хотя, безусловно, он продолжал играть по правилам, соблюдать ритуалы и заигрывать с медиа — взять хоть те же его регулярные скетчи на корреспондентских ужинах. Трудно даже вспомнить, были ли у Обамы вообще критические замечания в адрес СМИ. Он остался the coolest president ever еще и потому, что был любим журналистами. Только самые чуткие сторожевые псы демократии, а также республиканские СМИ замечали происходящие изменения — растущую самомедийность президента и снижающуюся роль СМИ.
Чтобы заморские дела не выглядели инопланетными хрониками, приведу пример из российской практики, из тех же примерно лет. В 2011 году на одной из конференций Фонда региональной информационной политики редактор одной районки с обидой и горечью рассказывал, что они ждали от кандидатов предвыборной рекламы — как раз были выборы, — а кандидаты взяли да и сделали собственные газеты. Районки оказались не нужны. Как видим, дело даже не в интернете. Интернет просто расколдовал паству и смешал ее со жрецами.
Навальный и Ленин
«...Мы должны поддержать возмущение населения против того или другого зарвавшегося царского башибузука и помочь — посредством бойкота, травли, манифестации и т.п. — проучить его так, чтобы он принужден был к открытому отступлению», — писал Ленин в своей программной статье «С чего начать?», опубликованной в мае 1901 года в «Искре». Навальному понравилась бы фраза про башибузука, но в целом он сформулировал ту же идею куда короче: «Надо тыкать жуликов острой палкой».
«...Мы сделали первый шаг, мы пробудили в рабочем классе страсть „экономических“, фабричных обличений. Мы должны сделать следующий шаг: пробудить во всех сколько-нибудь сознательных слоях народа страсть политических обличений. Не надо смущаться тем, что политически обличительные голоса так слабы, редки и робки в настоящее время. Причина этого — отнюдь не повальное примирение с полицейским произволом. Причина — та, что у людей, способных и готовых обличать, нет трибуны, с которой бы они могли говорить, нет аудитории, страстно слушающей и ободряющей ораторов; что они не видят нигде в народе такой силы, к которой бы стоило труда обращаться с жалобой на „всемогущее“ русское правительство. И теперь все это изменяется с громадной быстротой», — пишет далее Ленин.
«Медийный» ответ Ленина в 1901 году заключался в том, что сеть рабкоров и дистрибуции «Искры» становилась одновременно сетевой структурой политической организации — РСДРП. Подписные деньги становились партийными взносами. С помощью сбора и распространения контента формировалась сеть активистов, способная одновременно на политическую мобилизацию. Ключевую ленинскую фразу из той статьи — «Газета — не только коллективный агитатор и коллективный пропагандист, но и коллективный организатор» — надо понимать буквально. «Искра» не просто вдохновляла сторонников статьями, а была в буквальном смысле организационной структурой активизма.
«Роспил», «Росяма» и другие проекты времен первичного накопления Навальным медийного капитала (2009–2012) в точности повторяют краудсорсинговую журналистику и мобилизующий активизм ранней «Искры». Набрав вес и влияние, отработав технологии и связи, Навальный, как и Ленин, создал собственный вещательный (сверху-вниз) механизм. У Ленина это была «Правда» и все, что после нее. Навальному в нужный момент помогли власти: заблокировав «ЖЖ», они подвигли его на standalone-сайт, с которого началась его личная мультимедийная медиаимперия.
Навальному краудсорсинг еще нужен для финансирования, но уже не нужен для контента. Навальный уже располагает собственной медиамашиной. Рабселькоры ему нужны, как и позднему Ленину, не для контента, а для ритуала. И журналисты ему тоже нужны не столько для распространения, сколько для ритуала. Как и Путину.
Навальный и Путин
Гипотеза для «Одноклассников», согласно которой Алексей Навальный — агент Госдепа, понятна, аутентична и не вызывает вопросов. Гипотеза для «Фейсбука», согласно которой Навальный — проект Кремля, на первый взгляд привлекает красотой и хитроумием, а на второй — вызывает вопрос: Навальный — проект Кремля, чтобы что? Чтобы сместить Путина? Дать контролируемый выхлоп пару? Дать башням Кремля механизм сливов, чтобы подсиживали друг друга?
Предположим, что-то из этого правда. Но кто в Кремле такой самостоятельный? Больше того, этот матерый кукловод должен сидеть там примерно с 2003 года, то есть пересидеть Волошина, Суркова, Володина и теперь Кириенко. (В Кремле только один человек сидит так долго. Видимо, он все и затеял.)
Когда Тимакова говорит, что расследование Навального о премьере носит «ярко выраженный предвыборный характер», она говорит так, как будто это что-то нехорошее (впрочем, в России — и вправду нехорошее). Навальный между тем действительно преследует политические цели, используя медийные средства. Примешиваются ли к его игре чьи-то другие политические цели и медийные сливы? Наверное, почему бы и нет. Ему могут втемную или открыто подбрасывать информацию, как делятся ею с Life или с «Новой газетой». И не делятся, например, с газетой «Труд».
Но все же Навальный, вероятно, обладает наибольшим в России суверенитетом после Путина. Для такого вывода достаточно сравнить его с другими фигурами. Он сам является источником собственных предпочтений, даже если участвует в каких-то комбинациях. Политический суверенитет дополняется его самомедийностью.
Алексею Навальному каким-то образом удалось оказаться выгодоприобретателем многих медийных и политических процессов, как мировых, так и внутрироссийских. Освобождение авторства и разрушение монополии СМИ позволило малоизвестному активисту обойтись без медийных и политических лифтов. Миллионы читателей конвертировались в несколько противоестественный статус политика, который нужен власти осужденным, но не нужен посаженным. Отсутствие в стране публичной политики создало фон, в котором смелый харизматик с хорошими медийными задатками смог выделиться и быстро набрать политический вес.
У Навального нет никаких материальных или силовых активов, которыми обладают другие вероятные «преемники». Тем не менее его уже рассматривают при хеджировании рисков на случай так или иначе предстоящего перехода власти. Даже те, кто его поносит, говорят о его негодных для президента качествах. То есть тоже обсуждают его президентство.
Навальный и Навальный
В сентябре 2011-го журнал GQ признал Алексея Навального «Главным редактором года». В декабре 2011 года газета «Ведомости» признала Алексея Навального «Политиком года». Еще тогда, шесть лет назад, в период своей «ленинской „Искры“», он оказался лучшим одновременно в двух корпорациях, к которым по формальным признакам не принадлежал.
Конечно, здесь было что-то от символизма присуждения Нобелевской премии по литературе Бобу Дилану. Это были оплеухи и тому, и другому цеху, показывающие, что ни журналистов, ни политиков у нас, в общем-то, нет. Симптоматично, что в тогдашней заметке «Коммерсантъ» представлял Навального как «российского юриста, активиста и блогера».
«ЖЖ» Навального, за который его и признали «Главным редактором года», имел тогда 55 тысяч френдов. Недавний фильм «Он вам не Димон» посмотрели уже 22 миллиона человек.
За эти годы Навальный прошел путь от краудсорсинговой и стенгазетной «Искры» до «Правды», центрального органа партии. И вот издержки роста: к нему стали предъявлять требования, каких к журналистике в России уже и не предъявляют. СМИ не проводят политических расследований о Ковальчуке или Усманове, но сразу разобрали фактические ошибки политических расследований Навального о Ковальчуке или Усманове. То есть фактурой все владеют.
Доблесть западной журналистики — сообщить о том, о чем еще никто не знает. Доблесть советской журналистики — сказать то, что знают все. Навальный в некотором смысле совместил второе с первым. И получил за несоответствие и западным (расследовательским), и советским стандартам («Об этом уже писали, ничего нового он не сказал»).
Политическая ипостась Алексея Навального с подобными повышенными требованиями сталкивается уже давно. В свое время Максим Кононенко стал «расследовать» получение Навальным адвокатского статуса. Времена были вегетарианские, придирчивость к Навальному надо было еще как-то мотивировать. Публицист объяснял ее тем, что Навальный — возможный кандидат на высокие политические посты и поэтому общество имеет право знать его подноготную. В реальности тогда были другие кандидаты, не Навальный, — но их подноготная такого интереса не вызывала.
В политических и обслуживающих кругах укрепилось такое представление о Навальном, в котором он должен быть безупречен, — а если нет, то и нечего. К другим политикам таких требований не предъявляют (пока они не выпадут из системы). Следом на вид Навальному ставилось несоответствие высоким стандартам: он украл лес, почту и картину, а также не провел надлежащий фактчекинг. Наверняка какие-то части этой комбинации конструировались намеренно. Но в целом она отражает защитную реакцию коллективного бессознательного в обеих корпорациях.
Иными словами, для Навального наступил период, когда ему предъявляют высокие стандарты журналистики, которых не предъявляют СМИ. Высокие стандарты политики, которые не предъявляют политикам.
Эти взаимоотношения Навального со средой любопытно сравнить с реакциями среды на Дональда Трампа. Сочетая медийность и политику интуитивно, импульсивно, Трамп недостаточно технологичен. Он в этом смысле все же недомедиа и недополитик. Неполнота каждой его ипостаси позволяет ему ускользать от требований как одного, так и другого цеха. Трампа не ухватить, не пригвоздить ни как СМИ (за фейк-ньюс), ни как политика (хотя тут все еще впереди, все-таки теперь он юридически заякорен статусом президента).
Судя по нарастающим не только политическим, но уже и медийным требованиям безупречности, Навальный, в отличие от Трампа, и «суперполитик», и «супермедиа». Верно и обратное: переходя в статус супермедиа и суперполитика (относительно унылой окружающей среды), Навальный будет сталкиваться с возрастающими требованиями безупречности на обоих фронтах. Что, конечно, парадокс, если учесть состояние прочих титульных участников и политики, и журналистики.
Эти требования могут даже создать для Навального дополнительную проблему, сопоставимую с его обычным давлением атмосферного столба. Его памфлет о том, что отсутствие хорошей журналистики объясняется ленью и трусостью и «именно лень, безынициативность, безделье хоронят российскую журналистику быстрее, чем Путин», справедлив, но недальновиден. На этом новом уровне самомедийности лучше изучать опыт Обамы, чем Трампа. Если только (пока еще) ты не Путин.
Источник: InLiberty.